Валерий Перевозчиков - Возвращение к Высоцкому

Надо сказать, что Володя совершенно не переносил, чтобы его записывали на магнитофоны. Мы с этим считались, и если в доме появлялся кто-нибудь с магнитофоном, на него шикали, чтобы он убрал свой аппарат подальше. В этом неприятии магнитофонов был, конечно, элемент наигранности, актерства, но в нашей компании было принято поступать, «как Володя скажет», и мы не смели нарушать правила игры. Позже об этом можно было только пожалеть, потому что в других домах Володю записывали несмотря ни на что, и он как-то мирился с этим. В результате у разных людей сохранилось много его записей, хотя и низкого качества, но совершенно уникальных. У нас же, где он пел действительно много, где можно было записать его даже на профессиональный магнитофон, принесенный с киностудии, не сохранилось ни одной записи тех лет. Но ведь на первой своей пластинке он написал мне на память: «Леночка-сестричка, не слушай этого! Слушай меня наяву!» Как же мы могли нарушить установленную Володей и охотно принятую нами заповедь?!

Нечто подобное происходило и с фотографиями. У нас установилось некое мнение, что Володя гипнотизирующе действует на фотокамеру, и если у него нет настроения сниматься, то на пленке все равно ничего не получится. Случайному техническому браку мы приписывали мистические свойства. Но ведь на самом деле, из всех многочисленных кадров, заснятых мной на улице Вавилова, получилось лишь несколько!

Все это казалось нам тогда легко восполнимым: мы думали, что Володя будет жить и петь рядом с нами вечно и никакая запись не сможет заменить живого голоса, никакая фотография — живого лица…

Позже, когда у Высоцких появилась малогабаритная двухкомнатная квартирка на четвертом этаже пятиэтажной «хрущевки» в Новых Черемушках (большое достижение по тем временам!), новоселье решили отпраздновать у нас на Вавилова. Нина Максимовна согласилась остаться с детьми в новой квартире, гости ненадолго заходили туда «на экскурсию», а потом отправлялись к нам — иначе бы все просто не разместились.

Володя любил праздники, любил готовиться к ним. Помню, как он жарил цыплят «табака», стоя одной ногой на табуретке, а другой прижимая крышку сковороды. Он считал такой способ наиболее эффективным и впечатляющим. Когда народу собиралось много, Володя с таким же успехом вставал ногами на крышки двух сковородок сразу, при этом еще что-то изображал, рассказывал, шутил. Зрелище было потрясающее!

Праздники и игры, конечно, скрашивали жизнь, отвлекали от неприятностей, но они проходили, кончались, оставались в памяти отдельными приятными эпизодами. Были и настоящие радости, и настоящее горе, трудно сейчас сказать, чего больше. Именно эти годы во многом определили дальнейшую творческую судьбу Володи, потому что это было время поиска, духовного обогащения, творческого роста; горизонты расширялись, формировалась гражданская позиция, уголовно-блатной, дворовый репертуар отходил в прошлое. Мысли и душу Высоцкого заполняли новые, необходимые ему темы.

Никогда не забуду 31 мая 1967 года — первый Володин творческий вечер в ВТО. В ожидании этого вечера он сам очень волновался, переживал, а вместе с ним и все его близкие. И не без основания: до последнего момента не было полной уверенности, что вечер состоится, что его не отменят, не запретят в последний момент (подобный печальный опыт был прежде). Никаких афиш, практически никакой рекламы, дабы не создавать излишний ажиотаж. Такая нарочито «тайная» подготовка вечера, конечно, не могла не беспокоить и не возмущать Володю: а вдруг придет совсем мало людей, зал окажется пустым? Все тексты песен «литовались» заранее, проводился жесткий отбор. Я тоже тогда перепечатывала Володины песни на старой бабушкиной машинке, чтобы хоть как-то помочь в подготовке к концерту.

И вот наконец 31 мая. Народ толпился у здания ВТО задолго до начала вечера. Опасения оказались напрасными — на этот раз не запретили! А то, что было потом, превзошло самые смелые ожидания. Не очень большой зал буквально разламывался от публики. Приходилось сидеть на стульях по трое. Те, кто вошел в зал позже, стояли в проходе, на подоконниках, цепляясь за занавески…

Замечательное вступительное слово Александра Аникста сразу задало вечеру определенный настрой, серьезно-уважительный и по отношению к Высоцкому, и по отношению ко всему Театру на Таганке, который он представлял. Каждая песня сопровождалась одобрительными возгласами и громкими, искренними аплодисментами — и в зале, и даже на улице под окнами…

К тому моменту, когда судьба развела нас с Высоцким, он был уже очень известным, одним из ведущих актеров Театра на Таганке, сыграл немало ярких ролей в кино, написал многие из знаменитых своих песен и был любим самой широкой публикой. Короче говоря, вполне сформировавшаяся творческая личность, ничего не осталось оттого начинающего актера в потертом пиджачке, которого мы впервые увидели в 1961 году.

Наши с сестрой личные судьбы складывались по-разному, но всегда оставалась теплота отношений, взаимная привязанность, мы часто встречались, иногда жили вместе подолгу. И до сих пор, встречаясь, вспоминаем все, связанное с Володей, в мельчайших деталях и подробностях, вспоминаем больше хорошее, трогательное, смешное, чего уже никто не помнит. Люся как-то сказала, что для нас все это так живо и так естественно потому, что мы как бы остались там, в том времени, в той жизни, а все остальные давно вышли оттуда, увлеченные потоком других событий. Я воспринимаю эту мысль как некий образ, символ. Конечно, у всех нас, и у самой Людмилы, давно уже сложилась своя, совсем иная жизнь. Муж моей сестры Юрий Овчаренко, человек сложной, интересной судьбы, инженер по образованию, пробовавший себя в разных профессиях, в том числе и в журналистике, много поездивший и повидавший, помог Людмиле вырастить и воспитать ее сыновей. Аркаша стал профессиональным кинодраматургом, Никита — актером и режиссером. У Людмилы с Юрой выросла дочь Серафима. Дети очень любят друг друга, дорожат друг другом. Но… все это лирическое отступление. Для нас важны не подробности частной жизни Владимира Высоцкого и Людмилы Абрамовой. Для нас важно то, в какое время Владимир Высоцкий был с нами и что и какой ценой он сумел создать в это свое (наше) время. Ведь славу ему принесла именно эта его жизнь, те годы, — с начала шестидесятых до начала семидесятых, — когда немыслимым образом песни его, не изданные, более того — запрещенные, знал весь народ. Затраты духовных и творческих сил в то его (наше) время — сравнимы ли они с Парижем, Голливудом, которые были потом?!

В 1965 году, приехав со съемок «Стряпухи», Володя — рыжий, крашеный — на мой день рождения подарил мне гитару. Я на гитаре не играю. Он и сказал, что дарит ее для того, чтобы всегда, приходя к нам в дом, мог играть на ней и петь. С тех пор гитара висела на почетном месте, и никому не разрешалось прикасаться к ней, кроме Володи.