Сергей Кремлев - Великий Сталин

И я об этом сейчас расскажу.

Увы, не только в 1921 году и не в одном Тобольске хватало жестокого и жадного кулацкого желания сохранить свою неформальную власть и жестокого мужицкого невежества.

Шёл февраль 1930 года. В Пителинском районе Рязанского округа Московской области начиналась коллективизация. Председатель окружного исполкома троцкист Штродах поставил во главе района трёх бездарных, но ретивых «начальников» Федяева, Субботина и Олькина, и они принялись «коллективизировать» район без всякой предварительной подготовки. Зато к такому повороту дела заранее хорошо подготовилась другая сторона.

В сёлах района появились «странники» и «предсказатели», которые рассказывали о колхозах дикие вещи, пугали обобществлением жён и детей по приказу Сталина. Зрело восстание, а штабная «пятёрка» была готова давно: эсер, кулак, поп села Веряево, бывший белый офицер и бывшая уголовница «Алёна-богатырь».

2 марта из семи сёл и четырёх деревень вышла толпа под три тысячи человек, в основном – женщин. Кулаки знали, что делали… Знаток русской деревни, народник Александр Николаевич Энгельгардт, о котором читатель позднее узнает подробнее, тонко заметил в своё время: «У баб гораздо больше инициативы, чем у мужиков. Бабы как-то мелочно жадны, без всякого расчёта на будущее. Кулакам это всегда на руку, и они всегда стремятся зануздать баб, и раз это сделано, деревня в руках деревенского кулака, который тогда уже всем вертит и крутит».

Это было сказано о деревне 70-х годов XIX века, но было верно и для деревни XX века.

Из села Веряево шли на Пителино. Шли с топорами, вилами и берданками, с иконами и хоругвями, с пением «Боже, царя храни», под набат колоколов.

Толпа росла, а вела её хмельная Алёна с двумя наганами в карманах и гранатами за поясом.

Современник этой смуты пишет так:

«Навстречу обезумевшей от злобы толпе из Пителина вышли милиционер Горюнов с агрономом, чтобы уговорить разойтись по домам, но не успели они открыть рты, как со всех сторон раздались выкрики: «Бей их! Долой!.. Дави!.. Дави!» И после этого послышались глухие удары колов, треск черепных коробок, и не стало милиционера и агронома. Они были убиты мятежниками, которые, двигаясь дальше, продолжали сметать всё ненавистное им на своём пути».

Районный центр Пителино окружали…

Со стороны Сасово подошёл отряд в триста красноармейцев, впереди которого были командир и Штродах с «наганом».

– А, ты приехал нас стращать и в колхозы загонять? Не пойдём! Долой колхозы! – ревела толпа, подбираясь к Штродаху, чтобы разорвать его.

Крепкая Алёна повернулась к Штродаху спиной, взорам красноармейцев открылся громадный голый зад, и его обладательница заорала под улюлюканья толпы:

– Вот тебе колхоз! Погляди!

Штродах выстрелил, Алёна упала.

Новый рёв:

– Бей! Смерть коммунистам!

И командир отряда приказывает дать первый залп поверх голов, но только после третьего, всё так же поверх, толпа начала разбегаться…

Тем не менее в тот же день были убиты три председателя колхоза, коммунисты, комсомольцы и некоторые колхозники.

С 5 по 11 мая 1930 года в Пителине шёл суд. За превышение власти разные сроки с последующим запрещением занимать руководящие должности получили председатель райисполкома Субботин, его заместитель Олькин, судья Родин, начальник районного административного отдела Юрков, районный уполномоченный по коллективизации Косырев, секретарь райкома партии Васильченко и ещё несколько человек.

Был снят и Штродах.

А пителинцы, как когда-то и тобольцы, опомнились.

Но никто из них так и не узнал, что о «героических рыцарях борьбы с коммунизмом под Москвой» уже вовсю писали газеты Лондона, Парижа, Нью-Йорка…

Такое вот было это «стихийное» народное волнение.

Много шума на Западе наделала тогда и история внешне совсем другого рода. Почти тысяча колонистов-шведов из села Старошведское Херсонского округа Украинской ССР решила возвратиться в Швецию под влиянием антисоветской пропаганды.

Шведы уехали, но газеты Запада уже не писали о том, что на «исторической родине» у переселенцев сразу возникли сложности с землёй, с работой. Приходилось наниматься в батраки.

И херсонские шведы потянулись обратно. Надо отдать должное шведскому правительству – оно не препятствовало им, как и Советское правительство.

В 1931–1932 годах большинство вернулось.

Коллективизация проходила по-разному. Уполномоченный по организации колхоза, военный комиссар Павлоградского округа на той же Украине, бывший чапаевец Сидор Ковпак перед тем, как созвать собрание селян, две недели жил в селе и ходил по хатам.

И уж тут с колхозного пути людей не смогла бы сбить никакая Алёна с выпуклостями любого размера и в любом месте.

Сталин обо всём этом знал. Точная информация о положении на селе ложилась ему на стол в виде сводок ОГПУ. И ответом Сталина были вначале секретные директивы и телеграммы, рекомендующие снизить темпы коллективизации. Но ожесточение штродахов, нетерпение шолоховских нагульновых, подстрекательство кулаков и тёмное исступление крестьянства уже сплелись в один колючий клубок. Телеграммы не помогали.

И тогда появилась статья Сталина «Головокружение от успехов». Вздыбленная страна начинала приходить в себя. И много позже елецкий крестьянин Димитрий Егорович Моргачёв признавался в своей статье в крестьянскую газету: «Да, уважаемый читатель, трудно и очень трудно отказаться от личной собственности природному крестьянину».

Зато легко отказаться от личной ответственности «природному интеллигенту». Скажем, философ Михайлов и экономист Тепцов через шестьдесят лет после «переломного» 1929 года, в 1989-м «перестроечном» году заявили, что якобы даже в 1940 году колхозные поля давали лишь 88 % зерна, хотя занимали 99,1 % посевной площади. Выходило, что урожайность на личной делянке превышала колхозную в 13 раз? Конечно, это глупая и злобная чепуха.

Правдой, впрочем, было то, что в конце тридцатых годов личное стадо колхозников превышало колхозное, однако росло оно намного быстрее, чем в доколхозные годы. Количество свиней с 1923 по 1929 год увеличилось на девять миллионов, а с 1932 года по 1938-й – на пятнадцать миллионов.

Но ведь и это – не по щучьему велению… Пленум ЦК ВКП(б) в июне 1934 года постановил «в кратчайший срок ликвидировать бескоровность колхозников». Выражение корявое, однако смысл искупал все литературные изъяны.

А вскоре улучшился и сам словарь коллективизации. VII Съезд Советов СССР в феврале 1935 года решил повести дело так, чтобы «к концу второй пятилетки не осталось ни одного колхозника, который не имел бы в личном пользовании коровы и мелкого скота».