Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского раба, написанное им самим - Фредерик Дуглас

исключением узкого круга лиц, было неизвестно читательской аудитории, то автором второй книги стал уже свободный негр, известный широкой общественности своей политической деятельностью и пользующийся огромным авторитетом среди народных масс. Накопленный опыт политической публицистики, полемический характер повествования, апелляция к читательской аудитории в немалой степени способствовали усилению диалогичности его художественного мышления, нашедшей отражение на страницах этой книги. С другой стороны, позиция сторонника воинствующего аболиционизма, наметившаяся в «Повествовании» и выявившая авторскую индивидуальность Дугласа, окончательно установилась во второй книге. Ее появление также означало коррекцию сложившихся канонов в композиции повествований беглых рабов. Собственно, книгу уже нельзя было причислить к традиционным повествованиям, содержание которых составляло преимущественно описание жизни в рабстве. Это был автобиографический очерк, лишенный сюжета как такового, но сохранивший свободную композицию, позволяющий автору соединить прошлое и настоящее в пределах одной книги, а в качестве главного инструмента осмысления событий сделать анализ. Установка Дугласа на публицистическое осмысление жизни изменила и традиционное движение повествования с завязкой, кульминацией и развязкой. Здесь отсутствовал единый, быстро разрешающийся конфликт, способствовавший, как прежде, становлению характера героя. В этой книге было больше развито описательное изображение, затрагивающее проблемы гражданского и нравственного состояния общественный среды как на Юге, так и на Севере страны; отличалась она и большим познавательным разнообразием. Как и прежде в «Повествовании», автор типизировал характеры, выражая вместе с тем и злободневный интерес к тем или иным тенденциям развития социальной жизни. В отличие от «Повествования», в ней появился диалог, чаще встречались общие рассуждения автора, анализирующие и оценивающие изображаемую жизнь. К тому же Дуглас пошел дальше, смотря на свою жизнь сквозь призму современных ему событий и тем самым позволяя себе четче выразить собственную позицию. Это был огромный шаг вперед по сравнению с «Повествованием», что отвечало требованиям текущей политической борьбы и представляло собой одну из новейших тенденций в развитии автобиографического жанра в США. По-прежнему оставаясь в центре повествования, опираясь на собственный жизненный опыт и утверждая тем или иным образом свои позиции, Дуглас стремился освоить жизнь в ее психологической и социально-исторической конкретности. Иначе говоря, через художественно-документальный жанр, к коему относится автобиография, Дуглас одним из первых начал утверждать реалистическое начало в американской литературе.

Третьей, и завершающей автобиографической работой стала книга «Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа», опубликованная в 1881 году и считающаяся ныне классическим произведением американской литературы XIX века. Эта книга повторила предыдущий успех автора и выдержала ряд изданий в США (1882, 1892, 1893, 1895), в Англии (1882), во Франции (1883, 1892) и в Швеции (1895). В ней нашли отражение события жизни Дугласа за минувшую четверть века, включая участие в Гражданской войне и Реконструкции Юга, государственную службу в качестве маршала федерального округа Колумбия, дипломатическую миссию на Гаити, послом США, политическую и общественную деятельность. Помимо известных читателям биографических фактов своей жизни, Дуглас включил сюда и литературные портреты знаменитых современников, в частности Джона Брауна и Гарриет Бичер-Стоу, с которыми он был лично знаком и поддерживал многолетнюю связь; содержала она и более глубокий анализ исторических событий недавнего прошлого, политические декларации Дугласа, касающиеся злободневных проблем современности и вызванные его непосредственным участием в борьбе против расизма, за права женщин, экономические права рабочих, за право молодежи на образование. Эта книга, по форме напоминающая скорее мемуары, чем повесть или очерк, каковыми являлись предшествующие книги, стала, по сути дела, подведением итогов прожитой жизни и приобрела эпохальный характер, будучи обращена не только к современникам, но и к грядущим поколениям. С этой точки зрения осмысливалось Дугласом и содержание двух предыдущих работ, ставших органическими частями новой книги.

Однако Дуглас, в отличие от мемуаристов, не только воспроизвел ту часть действительности, которая находилась в поле его зрения на протяжении почти полувека. Опираясь на собственные впечатления и воспоминания, рассказывая о реальных событиях прошлого, участником и очевидцем которых он был, Дуглас придерживался найденного им еще во второй книге ракурса – показывать собственную жизнь на широком историческом фоне. Только по этой причине содержание его третьей книги можно оценить не как мемуары, а автобиографию с ярко выраженной мемуарной доминантой, что позволяет считать ее по-своему ценным документом времени и не исключает ее историко-литературного и художественного значения. Из известных в мировой литературе автобиографических произведений подобного типа можно назвать, причем со значительной оговоркой, лишь «Замогильные записки» Шатобриана и «Былое и думы» А. Герцена.

Специфика книги «Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа» заставляет задуматься и над природой автобиографии вообще. Пограничность этого жанра, его синтетическая природа является питательной почвой для разного рода дискуссий, связанных с ее определением. Так, Ф. Лежен характеризует автобиографию как ретроспективное повествование о жизни реального человека, в котором запечатлена «история становления личности». Г. Каузер и Б. Мандел уточняют определение Лежена, говоря, что это ретроспективное повествование, правдиво написанное со специальной целью человеком, прожившим описываемую жизнь. Однако Л. А. Ренза и М. К. Блейзинг гораздо ближе к истине, когда заявляют, что автобиография – способ либо самоисследования, либо самораскрытия личности. К ним более или менее близок У. Шумейкер, отмечающий главенствующую роль субъективного начала в автобиографии. Дж. Олни идет дальше, подчеркивая художественную природу этого жанра и характеризуя автобиографию как «метафору себя». У отечественных же исследователей наблюдается более широкое видение этой проблемы. Так, Л. Я. Гинзбург связывает с автобиографией «психологические открытия», отражающие процесс формирования и развития национального характера. И все же, на наш взгляд, наиболее точное определение мы находим у Г. Гасдорфа: «Автобиография – это второе прочтение опыта, и оно более правдиво, чем первое, потому что включает осознание события»[56].

Об этом свидетельствуют и позднейшие редакции «Повествования», ставившие Дугласа в затруднительное положение и показывающие, что наиболее важным был все-таки опыт его жизни в рабстве. Можно даже сказать, что позже Дуглас не дописывал «Повествование», а предпочитал изменять и переосмысливать его, что привело его к анализу рабства и способствовало повороту в понимании самого себя. Воинственность Дугласа возрастала по мере того, как он становился опытнее и старше, – в частности, это прослеживается и по всем трем редакциям «Повествования». В последней редакции заметно усиление художественного мастерства писателя – он активнее пользуется игрой слов, детальнее выписывает портрет «укротителя негров» Коуви, сильнее драматизирует конфликтные ситуации (схватка с Коуви, захват беглецов, драка на верфи и др.), вводит эпизод, обличающий расистские порядки в Нью-Бедфорде. Несмотря на увеличение эпической дистанции между автором и его жизнью в рабстве, на изменение жанровой формы, Дугласу, однако, удалось сохранить присущие первой редакции «Повествования» лирические интонации. Оценивая в целом творческое мастерство Дугласа, Дж. Макферсон писал: «Не получив даже обычного образования, он развился в писателя