Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография

Получить паспорт в Социалистической Федеративной Республике Югославия было несложно; это бесспорно подтверждало, что мы были лучше, чем Болгария, Румыния и Чехословакия. Все еще больше упрощалось, если твой отец занимал пост помощника министра информации. Следуя инструкциям Мурата, я передал свои документы и фото в окошко Управления внутренних дел. Появился невысокий, но крепкий мужчина с лысиной. Я часто видел его в Косове, когда играл в ФК «Сараево». Он заглянул через плечо служащей, которая проверяла мои документы, и подмигнул мне. Затем тихим голосом пригласил следовать за ним.

Когда я вошел к нему кабинет, он с улыбкой предложил мне кофе или, «если молодой человек пожелает, что-нибудь покрепче». Он выразил свою радость по поводу того, что в Сараеве наконец появились молодые люди, желающие продолжить обучение за границей.

— В Белграде и Загребе их предостаточно, — сказал он и резко сменил тон. — Среди них немало всякой швали, которая наносит вред стабильности нашей страны. Тито, в какой бы стране мира он ни появлялся, вызывает большое уважение у людей…

Мужчина округлил глаза и сделал паузу. Затем он наклонился над столом и добавил глухим голосом:

— Только четники и усташи ненавидят нашего Тито, а также наши эмигранты за границей и все здешние предатели! Было бы неплохо, если бы ты иногда приходил сюда выпить кофейку, когда у тебя выдастся свободная минутка во время твоих приездов в Сараево. Если вдруг услышишь что-нибудь связанное с чудовищными происками против нашей системы, против товарища Тито… Ты также можешь передавать информацию по кабелю.

— Как это — по кабелю?

— Молодой человек, Белл изобрел телефон, чтобы хорошие друзья могли обмениваться между собой важными сведениями.

— Разумеется.

Я запнулся и встал со своего места. Не прикоснувшись к кофе, я положил в карман паспорт, который тем временем просунули в окошко.

Я отправился прямиком к отцу, в Исполнительный совет Республики Босния и Герцеговина.

Вне себя от гнева, я швырнул паспорт на стол отца.

— Твои люди, — крикнул я, — хотят сделать из меня доносчика! Я еду учиться в Академию изящных искусств, а не в Полицейскую академию!

— Ну, я им сейчас устрою! — возмутился отец.

Он тут же набрал номер Юсуфа Камерича, начальника сараевской полиции:

— Что это за безобразие? Я отправляю своего сына в Прагу учиться не шпионажу, а режиссуре! Разве вам мало того, что он едет за границу без стипендии и мне придется тратить на это наследство моей жены? Так вы к тому же хотите сделать из него шпиона?! Мой сын не продается!

— Успокойся, Мурат. Сейчас в стране очень сложная ситуация.

— Сложная ситуация! Юсуф, прошу тебя, не рассказывай мне историй, я не журналист! Оставьте в покое моего сына!

Тем же вечером, потрясенный поведением органов внутренней безопасности, мой отец вернулся домой пьяным. На этот раз его оправданием было то, что он никогда не позволит своему сыну стать шпионом. В качестве подтверждения его сопровождал Юсуф Камерич, тоже пьяный, который твердил как заведенный, что все было именно так, как говорил Мурат.

— Ты опять пил? — спросила моя мать.

— Как же мне не выпить? Они хотели сделать из моего Эмира шпиона!

— Не преувеличивай, Мурат. На нас тоже давят сверху с тех пор, как усташи проникли в Западную Герцеговину, — защищался Юсуф Камерич.

— Не верю не единому слову!

— Послушай, Сенка, если Мурат мне не верит, ты-то хоть поверь! Пока я буду на этой должности, никто не посмеет косо смотреть на малыша! — пообещал Камерич.

Мне Камерич очень нравился. До работы в полиции он был директором коммунального предприятия и часто приглашал нас в единственный крытый бассейн Сараева, который был сооружен на месте старых турецких бань.

Той ночью мой отец пошел провожать Юсуфа Камерича до улицы Тито и повел нашего пса Пикси на прогулку. Этот ритуал стал частым в жизни моего отца. Чаще всего выгуливание Пикси было лишь предлогом для того, чтобы продолжить ночные вылазки. После прогулки отец возвращался с собакой, звонил в домофон снизу лестницы и кричал Сенке на восьмой этаж:

— Сенка, вызывай лифт, я еще немного пройдусь!

Тогда моя мать в бигуди открывала дверь и обнаруживала испуганное животное, скулящее в лифте фирмы «Давид Пайич».

На этот раз Мурат изменил свой план. Он отправился вместе с собакой в бар-ресторан «Кварнер». Дергая за ручку двери соседнего магазина запчастей «Электротехна», он удивлялся, почему закрыт «Кварнер». Он никак не мог взять в толк, что ошибся дверью, и пытался войти не в шикарный сараевский ресторан, в прошлом бистро «Требевич», а в расположенный рядом магазин «Электротехна». Той ночью мой отец долго спрашивал себя, почему чертов «Кварнер» закрыт, когда на дворе нет еще и полуночи и он надеялся выпить свой последний бокал вина. Мурат вернулся домой с Пикси, и то, что он не отправился в другое кафе и не пришел в пальто, испачканном побелкой сараевских домов, стало для нас с матерью одним из счастливых моментов нашей жизни.

Когда отцу предстояло решить какую-либо серьезную проблему, он прекращал пить. Поскольку мне было трудно в это поверить, я считал, что скорее алкоголь в эти минуты переставал на него действовать. Мать называла отца «буржуйкой», поскольку он был похож на одну из таких печек, которые моментально нагреваются. Правда, и остывал он так же быстро. События, связанные с коварным упрямством директора сараевского телевидения, заставили его действовать без поддержки алкоголя. Из этого я сделал вывод: для того чтобы отец бросил пить, необходимо применить новаторский метод. Неплохо время от времени ставить перед ним конкретную задачу, прибереженную на случай, когда очередные мировые исторические события вызовут бурю в его душе. Это стало бы ощутимым вкладом в борьбу за трезвость на территории Социалистической Федеративной Республики Югославия.

Моему отцу не удавалось добиться для меня стипендии от телевидения Сараева. В ту пору директором там был некий Койович, который не знал, как отделаться от «буржуйки». Мурат пытался убедить его и во время личных встреч, и с помощью друзей.

— Какой же он кретин, — говорил отец о Койовиче. — Если мой сын был допущен к вступительным экзаменам среди двухсот пятидесяти кандидатов со всего мира, это должно что-то значить для Сараева и Югославии!

Будучи членом Союза коммунистов Югославии, мой отец прекрасно умел использовать альтруизм в качестве аргумента:

— Послушай, Койович, я прошу тебя об этом не для себя, а для твоего телевидения. Я-то в состоянии оплатить образование своего сына при помощи наследства жены.