Елена Капица - Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

«6 мая 1930 г., Ленинград

…Послал тебе вчера опять в письме поручение — прости, что надоедаю, хотел тебе что-нибудь послать в подарок и, написав „6 мая 1930 г.“, вижу, что по старому стилю это столетие со дня рождения моего отца, а твоего деда Николая Александровича.

Переписка Н. Ал. с моей бабушкой, его матушкой Марией Михайловной охватывает 50 лет — с 1842 по 1892 год. Особенно замечательны письма за время 1854–1857 годов, т. е. Крымской войны, воцарения и коронации Александра II. (Хочется отметить, что значительная часть этих писем сохранилась в архиве семьи Капиц и представляет собой уникальный исторический документ, требующий публикации и изучения — Е. К.). Здесь можно проследить, как молодой лихой офицер, сперва горячий патриот, превращается в ненавистника царей и их режима.

Много повлияло, например, и то, что их батарею на войну послали с 60-ю зарядами на орудие, а на коронацию — с 500-ми для салютов…»

«24 апреля 1931 г., Ленинград

…Как я подсчитал, то оказалось, что я целые полгода тебе не писал, но зато тебе писала Вовочка. Не сердись и пиши.

Посылаю тебе циркуляр Лондонского отделения ВОКСа, т. е. Всесоюзного Общества Культурных Связей, Центральное управление которого в Москве. Из этого циркуляра ты увидишь, что через него можно получать интересующие тебя плакаты. (Анна Алексеевна коллекционировала плакаты первых послереволюционных лет — Е. К.). Надо тебе сказать, что здесь книги расходятся так быстро, что если две-три недели пропустить, то и не достанешь.

Это не только художественные издания, так моя книжка, изданная Академией наук о расчете балок в 1000 экз., разошлась в два месяца. Академия решила напечатать второе издание, и уже есть заказов из провинции на 6000 экз. <…>»

«18 сентября 1931 г., Ленинград

…Спасибо тебе за фотографии внуков, но все-таки советую тебе вместо Андрея давать Сергею как игрушку или какую-нибудь куклу, или щенка. Они гораздо прочнее, а щенок еще тем хорош, что через год он будет себя считать умнее Сергея и будет нянчить его. Подумай об этом…»

«13 апреля 1932 г., Ленинград

… Вчера мне попал у букиниста прекрасный экземпляр Полного собрания сочинений П. Н. Лебедева. Спроси у П. Л., есть ли у него эта книга, если нет, то я пришлю. Приборы, построенные Лебедевым своими руками для измерения светового давления, и некоторые другие почти так же деликатны и нежны, как и некоторые приборы П. Леон. Но все-таки у Лебедева они размерами с черного таракана, а у П. Леон. побольше блохи, но меньше клопа…»

«12 февраля 1933 г., Ленинград

Ольга Иеронимовна дала Вовочке твое письмо о моих внуках и об открытии Лаборатории или, лучше сказать, о приготовлении к нему. Т. к. П. Леонид. в „вере исправился“ и более адское „зелие тютюн“ не сосет, то догадался ли он поднести свою старую трубку Baldwin’у — вот то бы фурор был. А о тютюне, или табаке, в гл. XXV ст. 11-й Уложения царя Алексея Михайловича сказано: „…на Москве и в городах о табаке заказ (по старинному значит „запрет“) учинен крепкий под смертною казнию, чтоб нигде Русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали и не пили и табаком не торговали. А кто Русские люди и иноземцы учнут торговати: и тех людей продавцов и купцов (значит покупателей) велено имати и присылати в Новую Четверть, и за то людям чинить наказание большое без пощады, под смертною казнью, и дворы их и животных имая продавати, а деньги имати в Государеву казну…“ Так-то учили курильщиков всего 284 года тому назад.

На открытие Лаборатории все академики Физики, и я с ними как числящийся по мат. физике, послали Петру Леон. приветственную телеграмму, получил ли он ее? Так как ты нахрапом была на открытии Лаборатории, то опиши, как оно происходило, какие говорились спичи, где вас, присутствующих „ladies“, посадили и поминали ли вас, т. е. начинали ли спичи словами „Му Lord Chancellor, ladies and gentlemen“ или обращались к одним джентльменам? В старину Кембриджский университет придерживался монастырских порядков и там явно ваше женское сословие не жаловали. Тайно — это другое дело. Даже сам Ньютон в своем знаменитом ругательном письме к философу Локку выговаривал ему, что Локк „вредит ему во мнении женщин“».

«2 июня 1933 г., Ленинград

…Спасибо тебе за присланные иллюстрации. Они очень интересны и поучительны как показатели того, до каких нелепостей доходят в угоду требованиям роскоши диких американцев, забывая, что для корабля первый принцип „safety first“[53].

В 1910 году на „Титанике“ потонуло 1500 человек. Дождутся того, что на какой-нибудь „France“, „Normandie“ потонет 3000, и тем не менее не проймутся, ибо ум человеческий ограничен, а глупость беспредельна…»

«3 августа 1933 г., Москва

Пишу тебе из Москвы, куда приехал на три дня для обсуждения проектов нового типа теплоходов пассажирских — одного для Волги, другого для Черного моря. Суда будут великолепные. <…>

Так как вы намереваетесь приехать около 15 августа, то мы с Вовочкой решили одновременно отпраздновать вашу встречу и день моего рождения — мне минет 70 лет. А так как мой прадед и родоначальник бесчисленной Филатовской породы Михаил Федорович жил до 97 лет, то и я хочу следовать его примеру и потому делаю тебе следующие заказы:

<…> Я терпеть не могу, когда подошвы у сапог намокают, поэтому всегда подбиваю резиновые подошвы, а у меня извелись гвозди. Привези с полфунта гвоздей обойных малых, но не проволочных, если найдешь, то красной меди, они лучше расклепываются, а если нет, то железных…»

«26 декабря 1933 г., Ленинград

Merry Christmas and a Happy New Year, так полагается в Англии начинать письмо в рождественские дни. Хотя ты и получишь это письмо уже после Рождества, но советую тебе последовать примеру гоголевского городничего Сквозника-Дмухановского, который свои именины праздновал и на Антона, и на Онуфрия, а городские купцы должны были приносить ему праздничные даяния в оба эти дня. Так и ты отпразднуй и по новому, и по старому стилю. <…> Но вот чего Гоголь не предвидел — это кому платили праздничные петербургские частные приставы, наверное, и ты не догадаешься. Это кучерам и шоферам высочайших и высоких особ. Это при мне рассказывал старику Вепщеру в 1912 году частный пристав Петербургской части Полковник Кек.

Как ты знаешь, мостовые в Петербурге не отличались исправностью, да по характеру самого грунта и не могли быть постоянно исправны. Этим и пользовались кучера и шоферы. Если он везет по улице, принадлежащей к такой части, частный пристав которой должные дары принес, то каждую ямку, каждую рытвинку объедет осторожненько. Но зато где дары не принесены, то нарочно погонит так, чтобы на каждой колдобине тряхнуть, да так, чтоб особе все печенки отбить. Приедет особа злющая-презлющая в Государственный Совет, встретит Министра внутренних дел: „Ах, Ваше …ство, что это градоначальник смотрит, ехал я по такой-то улице — все печенки отбил. Можно же мостовую в порядке держать, вот по таким улицам даже не тряхнуло“. Министр — градоначальнику нагоняй, градоначальник — частному приставу: одному — головомойка, а другому — благодарность. Догадлив русский человек…»