Михаил Мельтюхов - Трагедия 1941-го года. Причины катастрофы.

Извращенная психология, культивируемая в коммунистическом антимире, заставила и самого вождя поверить, что красноармейцы и командиры (среди которых практически не найти человека, у кого бы не был расстрелян, замучен, раскулачен, сослан, арестован или бесследно исчез кто-нибудь из родных, близких или друзей) настолько растеряли все нормальные человеческие чувства и эмоции, настолько мутировали на страшном пути от обычного человека к человеку советскому, что не имеют уже никаких других желаний, кроме как идти в поход, чтобы завоевать для преступного режима мировое господство.

К великой чести русского народа надо сказать, что этого не произошло. События лета 1941 г. можно без всяких преувеличений назвать стихийным восстанием армии против сталинской деспотии» [131].

«С утра 22 июня сталинская номенклатура оказалась даже не между двух, а меж трех огней.

С запада наступали гитлеровцы, своих намерений по отношению к коммунистам не скрывавшие.

С востока, из Кремля и с Лубянки, летели приказы, один расстрельнее другого. Самый многочисленный враг был рядом — и та безрассудная решимость, с которой большевики когда-то сожгли все мосты между собой и обманутым, замордованным народом, обернулась теперь против них. Вот и пришлось их женам хватать горшок с фикусом и в панике бежать, куда глаза глядят.

Последствия массового бегства руководителей оказались фатальными. Любая система выходит из строя после разрушения центра управления. Любая армия временно (а то и навсегда) теряет боеспособность в случае потери командиров. Но у нас-то была не «любая», а очень даже специфическая система: система, скрепленная террором и террором управляемая.

Вместе со сбежавшим начальством ушел страх — и Красная Армия, великая и ужасная, стала стремительно и неудержимо разваливаться.

Как бочка, с которой сбили обручи» [132].

Однако давайте отбросим завывания и посмотрим, как все обстояло на самом деле. Разумеется, переход красноармейцев на сторону немцев «целыми соединениями, под звуки дивизионных оркестров» имел место лишь в воспаленном воображении нынешних доморощенных ниспровергателей и обличителей. Тем не менее результаты боевых действий советских вооруженных сил в начальный период войны нельзя назвать слишком удачными.

Так, с первого дня войны до конца сентября 1941 г. наши войска потеряли убитыми, умершими от ран и болезней, погибшими в результате происшествий 430 578 человек, пропавшими без вести и попавшими в плен — 1 699 099 человек. В октябре-декабре 1941 г. соответственно 371 613 и 636 383 человека [133].

Обращает на себя внимание соотношение погибших и пленных: с 22 июня до конца сентября на каждого убитого советского военнослужащего приходилось почти 4 пропавших без вести или сдавшихся в плен, в последние три месяца 1941 г. это соотношение уменьшилось до 1 к 1,7. Впрочем, не всех пропавших без вести следует считать сдавшимися в плен. Согласно подсчетам Г. Ф. Кривошеева, из 5 млн. советских военнослужащих, пропавших без вести за годы войны, примерно 500 тыс. не были пленены, а погибли или, будучи тяжелоранеными, остались на поле боя, занятом противником [134].

Что ни говори, потери тяжелые. Однако прежде чем обличать ошибки и преступления «сталинского режима», давайте посмотрим, насколько успешно воевали с Гитлером другие страны.

Как известно, Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу. Уже 28 сентября гарнизон Варшавы капитулировал, а польские вооруженные силы были к тому времени полностью разгромлены. Миллионная польская армия прекратила свое существование. При этом на германском фронте поляки потеряли 66,3 тыс. убитыми и пропавшими без вести, 133,7 тыс. ранеными и 420 тыс. пленными [135].

17 сентября 1939 г., после того как польское руководство позорно бежало из страны, в Польшу вступили советские войска. В боях и стычках с ними польская армия потеряла 3,5 тыс. убитыми, 20 тыс. ранеными и пропавшими без вести, а также 454,7 тыс. пленными [136].

Итак, в ходе боевых действий против германских войск на каждого убитого польского военнослужащего приходилось 6,3 попавших в немецкий плен. Если же посмотреть на результаты столкновений с советскими войсками, картина становится просто вопиющей: на одного убитого 130 пленных жолнежей. Господа обличители, бьющиеся в истерике по поводу массовой сдачи красноармейцев в 1941-м, — вот как выглядит армия, действительно не желающая воевать!

Впрочем, ситуация вовсе не удивительна. Едва появившись на свет, «уродливое детище Версальского договора» немедленно развязало вооруженные конфликты со всеми соседями, стремясь максимально раздвинуть свои границы. В 1920 г., воспользовавшись идущей в нашей стране Гражданской войной, Польша оккупировала Западную Украину и Западную Белоруссию. Став в возрожденной Речи Посполитой гражданами второго сорта, население этих территорий подвергалось многолетним издевательствам и унижениям. Когда в 1939 г. Советский Союз забрал свое обратно, мобилизованные в польскую армию украинцы и белорусы отнюдь не горели желанием умирать за «независимую Польшу», обращавшуюся с ними как с бесправным быдлом. Об их отношении к начавшейся войне можно судить по тогдашней частушке:

Вы не думайце, паляki,Вас не будзем баранiць,Мы засядзем у окопахI гарэлку будзем пшть.

Но если к польскому государству можно предъявить справедливые претензии, то тогдашняя Франция без сомнения могла считаться оплотом свободы и демократии. Ее индустриальная и военная мощь также не шли ни в какое сравнение с польскими. Мало того, в отличие от Польши 1 сентября 1939 г. или СССР 22 июня 1941 года, к моменту германского нападения Франция уже больше восьми месяцев находилась в состоянии войны. Французская армия успела отмобилизоваться, занять оборонительные позиции, дождаться прибытия британских союзников. Тем не менее результат оказался более чем плачевным.

10 мая 1940 г. немецкие части перешли в решительное наступление. Уже через несколько дней положение на фронте стало катастрофическим. Выяснилось, что французские солдаты вовсе не горят желанием умирать за родину. Как пишет в своих мемуарах Черчилль:

«Очевидцы рассказывали о толпах пленных французов, которые шагали рядом с немцами, причем многие из них все еще несли свои винтовки, которые время от времени собирали и уничтожали под танками. Я был потрясен крайней беспомощностью и отказом от борьбы с немецкими танковыми частями, которые, имея несколько тысяч машин, осуществляли полное уничтожение могущественных армий; не менее поразил меня и быстрый крах французского сопротивления сразу же после прорыва фронта. Все немецкое передвижение осуществлялось по главным дорогам, и ни в одном месте их не остановили» [137].