Евгений Стригин - Путин. Внедрение в Кремль

Значение имела и позиция влиятельных зарубежных сил. Заграницу наследники «российского престола» интересовали всегда. Например, экс-президент Франции Валери Жискар д'Эстен в своих мемуарах довольно много места посвятил описанию того, как он пытался определить преемника Брежнева и как пытался заранее расположить. По его словам тогдашний руководитель Польши Эдвард Герек сказал: «Брежнев говорил со мной о своем преемнике. Хотя Брежнев еще достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно» [230]. Но это тогда они просто интересовались, при Ельцине они пытались влиять.

Первоначально о преемниках Ельцина говорили со стороны. Сам первый президент РФ больше молчал. Хотя иногда в близком кругу и проговаривался о необходимости преемника. «В начале 92-го, — вспоминал Коржаков, — в минуты отчаяния Ельцин открыто говорил:

— Второго срока я не вынесу, мне нужен преемник.

Я также честно отвечал:

— У вас, Борис Николаевич, здоровье подорвано, и действительно нужно думать о преемнике, который способен продолжить ваше дело. Только надо его заранее готовить «на царство».

Мне не хотелось обманывать шефа, внушать, хоть ему это было и приятно, что он незаменимый. Без меня это делали другие сподвижники.

— Только вы, Борис Николаевич, и никто другой!» [231]

Чуть позже первый российский президент стал уже более открыто намекать о подборе преемника. «Еще в 1993–1995 годах Ельцин говорил не раз о своем преемнике, но это воспринималось всеми как игра или шутка. Его фаворитами были попеременно Сергей Шахрай, Владимир Шумейко и Олег Сосковец. На самом деле Ельцин не хотел и слышать тогда о каком-то преемнике.» [232] Впрочем, кандидатуры назывались разные. Сам президент все еще больше молчал. И пока официальная (по Конституции) замена была только в образе Черномырдина.

По этому поводу уже опальный Коржаков писал: «Виктор Степанович через несколько месяцев премьерства стал предлагать президенту:

— Зачем вам это решать? Давайте этим вопросом займусь я, не взваливайте на себя такое количество дел.

Чем чаще возникали подобные разговоры, тем острее Ельцин ощущал: вместе с обязанностями он отдает и власть. Она потихонечку перетекала в другие руки.

Однажды шеф предложил Виктору Степановичу стать преемником. Но Черномырдин от предложения категорически отказался.

Вслед за Черномырдиным возникла фигура Лужкова. По моему глубокому убеждению, карьеру Лужкова в значительной степени помог сделать Борис Николаевич.

Что же мешало Ельцину остановить выбор на Лужкове как на преемнике? Причин две.

Вокруг нового мэра крутились люди из группы «Мост». Предприниматель Борис Березовский постоянно до февраля 1996 года (тогда, на экономическом форуме в Давосе, Березовский решил подружиться с Гусинским) рассказывал умопомрачительные вещи про руководителя группы. Ельцин, после всех этих «охотничьих» рассказов искренне считал, что страшнее зверя, чем Гусь (так называл Гусинского Березовский), в природе быть не может. Поэтому дружеские отношения Лужкова с Гусинским настораживали шефа.

Другая причина была банальной. Ельцина пугало влияние Лены Лужковой на супруга и его окружение. Еще никто не забыл кипучей деятельности Раисы Максимовны в Кремле, и никто не желал повторения печального опыта.

Лужков тоже не принял предложения стать преемником. Зная хитрющий характер шефа, и премьер, и мэр Москвы допускали, что Борис Николаевич просто испытывал их преданность. Поэтому отказывались резко, энергично, но только на словах.

Третьим кандидатом в преемники стал Олег Сосковец. Он прекрасно зарекомендовал себя в работе, в личном общении.

Помимо трех основных кандидатов в преемники возникла кандидатура еще одного, дополнительного. Идея передать полномочия Борису Немцову родилась после поездки в Нижний Новгород. Шефу очень понравился молодой нижегородский губернатор» [233].

Серьезное ухудшение здоровья, связанное частично с выборными хлопотами в середине 1996 года поставило этот вопрос на повестку дня с новой силой. Тут и стал проявлять популизм другой Борис. Речь о Немцове.

Одной из публичных рекламных кампаний «дофина» была попытка пересадить чиновников (нет, не в тюрьму) на отечественные автомобили. Немцов с шумом провел кампанию по замене иностранных машин, обслуживающих чиновный люд новой России, на отечественные, как якобы важный элемент поддержки отечественного товаропроизводителя и гордости за отечественные товары.

Правда, после шума все вернулось на свои места, и отечественные автомобили снова исчезли из государственных гаражей. «Смешно и глупо, — писал Александр Лебедь, — когда мы триста лет спустя. давно утраченную бороду пытаемся вновь отрастить. Я имею в виду потуги нынешнего правительства по защите отечественного товаропроизводителя.

Во что, в конце концов, вылилась идея пересадить всю демократическую номенклатуру с иномарок на отечественные «Волги»? Вылилась в большую лужу, в которую авторы идеи и сели».

«Пронесшийся шквал саркастических, язвительных уколов в адрес Немцова привел к тому, что операция по пересадке чиновников на «Волги» захлебнулась и осталась в истории нашего головотяпства» [234].

Тем не менее с весны 1997 года Ельцин всерьез думал о возможности передать пост президента Борису Немцову, ставшему вице-премьером. Многие газеты писали тогда о Немцове как о «дофине», или наследнике. Однако неудачи Немцова привели к разочарованию в нем как публики, так и Ельцина [235].

Тем временем вопрос о наследнике стал еще более актуальным. 9 октября 1997 года в Страсбурге Ельцин публично отрекся от выдвижения на третий президентский срок. В оппозиционной прессе констатировали: «Это заявление резко отличается от предыдущих, намеренно двусмысленных деклараций. Некоторые наблюдатели полагают, что изменение позиции связано с некой аналитической запиской, будто бы прогнозирующей отрицательный вердикт Конституционного суда на запрос о возможности выдвижения Ельцина на третий срок. Впрочем, президент не раз доказывал, что не собирается всерьез считаться ни с законами, ни с их толкователями. Скорее всего, Ельцина, намеревавшегося президентствовать и в будущем, образумили западные «друзья». Вряд ли случайным был выбор страсбургской трибуны для столь обязывающего заявления. Перед лицом «объединенной Европы» Ельцин вынужден был произнести покаяние, не хочу, не буду» [236].

Между тем неуправляемые и желающие сменить Ельцина уже были. В первую очередь это лидеры коммунистов, которым по идеологии в случае победы нужно принести кого-то из прежних правителей на алтарь народного гнева. Но кроме коммунистов были и другие, которые также не особенно собирались быть управляемыми.