Белые тени - Доминик Фортье
Она неподвижно сидит в углу столовой, на губах насмешливая улыбка. Над плечом порхает крошечная колибри с переливчатым оперением — изумруд и кошениль. Заметив ее, Милисента вздрагивает, но видение прикладывает палец к губам, словно просит помолчать, и девочка ничего не говорит. Мейбел спускается, держа в руках одно из последних стихотворений, оно вызывает у нее некоторые вопросы, и они даже поспорили с Дэвидом по поводу некого слова: вместо зачеркнутого нужно было выбрать из нескольких синонимов, записанных рядом[24].
Слово, которое вызывает сомнения, — третье во второй строке, есть множество способов его прочтения.
— Вначале она написала delusive[25], — замечает Дэвид.
— Да, но зачеркнула. И потом более уверенно и четко написала dissembling[26].
Призрак еле заметно качает головой.
— Может быть. Но если рассуждать логически, это слово дальше всего от того, что было написано последним. Наверное, надо читать dissolving[27].
Призрак тяжело вздыхает, потом поворачивает голову. Проследив взглядом за этим жестом, Миллисента обнаруживает еще одно слово, написанное на краю листка, по вертикали, карандашный след такой легкий, что почти невидим. Вроде бы ничто не указывает на то, что слово имеет отношение именно к этому стихотворению, но девочка произносит еле слышно: revolving[28].
Призрак кивает. Птица садится на плечо и на мгновение перестает хлопать крылышками. И Милисента, на этот раз уже громко, решается повторить:
— А может, нужно revolving?
Взрослые ее не слышат. Она повторяет еще раз, и отец благодарит:
— Душа моя, мы разобрали, что это за слово, на этот раз нужно просто выбрать, это разные вещи.
Эмили и Милисента, которых заставили замолчать, обмениваются понимающими взглядами: люди не слушают ни мертвых, ни детей. Ни птиц.
Хиггинсон, к которому Мейбел обращается за разъяснениями, весьма категоричен: «Если существует несколько вариантов прочтения, выбирать следует то слово, которое яснее всего выражает смысл».
Внимательно разбирая текст, Мейбел осознает, что Эмили, похоже, делала как раз наоборот: написав вначале вполне ожидаемое, понятное слово, она его зачеркивает и постепенно начинает отдаляться от него, так что конечное выбранное ею слово имеет с первым лишь опосредованную связь, как эхо мысли, которой она хочет дать жизнь не на странице, а в голове читателя. Если ей приходится выбирать: именовать вещь или вызвать в представлении ее тень, разумеется, она выберет второе.
Мейбел понимает то, что Хиггинсон категорически не желает видеть: Эмили писала лишь половину стихотворения, а другая половина принадлежит тому, кто читает, его голос отзывается на ее голос. И чтобы получилось цельное стихотворение, необходимы оба голоса, живой и мертвый.
В поле, что раскинулось между двумя домами, Милисента собирает ромашки, клевер и одуванчики, это ее любимые цветы, хотя их называют сорняками. Когда пучок травы становится таким большим, что ей не удержать его одной рукой, она звонит в дверь Эвергринс и протягивает растрепанный букет Сьюзен вместе с «Приключениями Тома Сойера», которые она прочитала даже не один, а два раза, о чем и сообщает. Сьюзен аккуратно ставит скромные цветы в вазу, словно это прекрасные розы. Пригласив девочку в гостиную, где на низком столике ее дожидаются «Приключения Гекльберри Финна», она предлагает:
— Почитать тебе продолжение?
Милисента уже большая, ей давно — несколько лет — никто не читает, но она все же соглашается, забирается в кресло и, свернувшись в клубочек на подушке, слушает Сьюзен:
You don’t know about me, without you have read a book by the name of The Adventures of Tom Sawyer, but that ain’t no matter. That book was made by Mr. Mark Twain, and he told the truth, mainly[29].
Милисента жадно ловит каждое слово. Ей никогда прежде не приходило в голову, что книги, в общем, не очень врут. Может, они, как взрослые, лгут всегда лишь немножко? Но если они говорят не всю правду, это тоже ложь?
Проходят часы, но ни та ни другая не видят, как в комнате темнеет. Им не приходит в голову зажечь лампу. Наступает вечер, а Сьюзен не прочитала и третьей части романа, она останавливается, полагая, что Милисента заснула. Но девочка наблюдает за ней круглыми глазами.
— А дальше? — спрашивает она.
— А дальше тебе нужно вернуться домой. Но если хочешь, возьми книгу и дочитай сама. Иди быстрее, а не то родители станут волноваться.
Милисента хватает книгу и спешит к двери. Но не уходит, а оборачивается к Сьюзен и, возвращая ей книгу, спрашивает:
— Можно, я не буду ее брать, а лучше вернусь, и вы мне еще почитаете?
Когда Милисента возвращается домой, оказалось, никто не озаботился ее отсутствием. Дэвид в колледже, Мейбел погружена в работу. Девочка поднимается к себе в комнату, достает записную книжку и на странице «Мои лучшие подруги» рядом с именем Эмили тем же решительным почерком выводит: Миссис Сьюзен.
Два дня спустя в дверь поместья Эвергринс звонит Лавиния, она хочет показать Сьюзен белую книгу, которую ей дал на время Хиггинсон. Она похожа на ту, в которой будут напечатаны стихи Эмили, но страницы ее пусты, это макет, по нему можно понять, каким будет формат, вес, обложка, зернистость и толщина бумаги.
Поскольку никто не отвечает на стук, Лавиния оставляет книгу у двери и быстро пишет коротенькую записку: «Для книги Эмили».
Сьюзен находит ее только вечером. Она взвешивает книгу на ладони, нюхает, затем решается открыть и пролистать сотню пустых страниц. Эта снежная книга именно такая, о какой она мечтала.
Вернувшись домой, Лавиния достает муку, топленое свиное сало, сливочное масло, сахар, раскладывает все на кухонном столе. Надевает передник, берет керамическую миску, нож, деревянную ложку, и только когда собирается разрезать масло на кубики, внезапно вспоминает, что, вообще-то, никогда не любила сладкие пироги. Отец их просто обожал, мать больше всего любила вишневый, Остин радовался пирогу с начинкой из изюма, миндаля, яблок, цукатов, который она пекла на каждое Рождество, Эмили предпочитала тарталетки с абрикосами. А Холден с большим аппетитом поедает любые, сладкие, соленые, все равно с какой начинкой, пряностями, приправами. С течением лет она убедила себя, что тоже любит сладкие пироги, а на самом деле ей просто нравилось видеть, как их едят другие.
Еще она достает из холодильной камеры два яйца и густую сметану. Вот уже несколько месяцев в шкафчике для провизии у нее хранится большой кусок шоколада, не зная, какую участь она ему
