Николай Борисов - Командир Т-34. На танке до Победы

Вот допустим, он очень негативно отзывается о политработниках. Да, когда после войны мы встречались в дружеской компании, то многие отзывались о политработниках нелестно. Но чаще всего, в каком плане? Мол, меня представили к награде, а замполит зарубил: «Этот еще не заслуживает!» Но если про себя лично, то я ничего плохого не скажу. Что трусы, которые непонятно где находятся во время боев – ничего подобного! Если замполит батальона, то он все время рядом с комбатом. Я воевал в пяти разных батальонах, и везде так было. Видел на передовой и начальника политотдела корпуса, и члена военного совета Армии, это ведь тоже о чем-то говорит. А такого, чтобы кто-то из них прятался за нашими спинами или злоупотреблял своей властью, я не помню. Вот, например, в этой истории с Тараскиным наш замполит вполне мог бы на него обидеться, но, к его чести, он никакой обиды не затаил. С Ильиным, кстати, произошел еще такой эпизод.

Где-то в Польше, когда батальону предстояло идти в атаку, он находился в одном танке с комбатом. Но в ходе атаки предстояло сменить направление, а для этого нужно подать сигнал – зеленую ракету. И когда они вышли на этот рубеж, комбат поручил пустить ракету замполиту: «Давай!» Дают ему ракетницу, он открывает люк заряжающего, но не полностью. Бах – ракета попадает в нераскрытую створку, залетает обратно в танк и пошла тут ходуном ходить… Все за головы схватились, пока она не сгорит. А Ильин же чувствует себя виноватым, так он стал кидаться на эту ракету и в конце накрыл ее и здорово обжег себе ладонь. Ходил потом с перемотанной рукой. Ну, история, конечно, сразу стала всем известна, но виду никто не подает, комбату же станет неприятно. Но, шутя, говорили так: «О, наш замполит в атаку ходил, и ранение получил…» Вот такой эпизод тоже был.

Еще Деген очень нелицеприятно отзывается об особистах. Но смогли бы мы победить без такой жесткой, даже жестокой дисциплины, которую они обеспечивали? Что скрывать, воевали с оглядкой. И лично я прихожу к мнению, что с нашим народом по-другому нельзя. Все-таки мы люди несколько расхлябанные. Не немцы. У немцев если приказали, то он будет выполнять до конца. Пусть это и до глупости иногда доходит. Вот я же, например, рассказывал, как они совершали налеты на Горький. Делали это в одно и то же время. Буквально минуту в минуту. Ну, измени же хоть немного, это же создаст нам трудности, так нет. И все наши начальники поняли, что нужно организоваться и ждать. Вот тут их хваленая немецкая пунктуальность пошла им в минус.

А мы в этом плане совсем другие. Видимо, от природы в нас русских такие качества, вот иногда и получается не совсем. Поэтому не случайно появился этот приказ № 227. И до этого было строго, но тут стало понятно, что решается судьба страны. И я считаю, что руководство страны решило правильно. А иначе, если бы мы через Волгу драпанули, неизвестно, что дальше. Так что нас надо в строгости держать. Одно плохо – нет золотой середины. Или гайки слишком закручивают, но если чуть отпустить, сразу расхлябанность.

Пример. Воюем, ходим в атаки, все четко. Только вывели на переформировку и чуть свободное время, сразу недисциплинированность появляется. Хотя распорядок есть, но он не выполняется. Все надо кругом перевернуть, но непременно найти спиртное.

Самый главный вопрос

Когда возникают разговоры о войне, то самые большие споры непременно вызывает вопрос наших потерь в войне. Что мы могли победить и с меньшими потерями, но людей у нас не берегли. Конечно, потери мы понесли огромные. Я спокойно не могу даже цифру эту называть… Но если с обывательской точки зрения судить, это одно дело. А если изучать глубоко ту тяжелейшую обстановку, которая сложилась перед самой войной, в ее начале, то для меня очевидно, что случались такие моменты, когда другого выхода, кроме как за счет жертв остановить немца, не было.

Но ясно, что людей погубили много. И погубили бесшабашно, по-русски, как обычно. Лес рубят, щепки летят. Но ведь можно так рубить, что щепок особенно много не будет. А можно и так, что многонько наберется. Факторов здесь очень много.

Можно, конечно, согласиться, что ошибок наделали предостаточно. Всякой безалаберщины тоже было много. И конечно, все командиры по-разному относились к этому вопросу. По нашей русской бесшабашности, по нашей не чересчур уж сильной осведомленности и пониманию. И только к 44-му году стали задумываться над этим вопросом. Потому что даже наверху почувствовали – много. Надо все-таки беречь людей.

Но я как военный скажу: сохранять людей на войне – это не каждому дано. Это должно быть что-то врожденное у того или иного командира. Одно дело приказать: «Наступаем, ребята! Вперед!» Ясно, к чему такой колхоз приведет. А если по-настоящему, по науке: «Ты здесь, ты здесь, третий там! Пехота здесь, танки здесь, обхват, захват, окружение. А в лоб ни в коем случае – это верная смерть!» Так что, конечно, многое зависело от командиров. Их личного отношения, убеждения и подготовки. Это задача командиров – с самых младших до командующего, и от каждого из них зависело многое. Но когда ты в здравом уме, когда знаешь, кто из подчиненных на что способен, таких ошибок всегда меньше.

Вот когда меня в конце войны назначили командовать ротой, я, например, так это болезненно воспринял. Почему-то считал, что вроде как еще не готов для этой должности. Хотя на фронте ничего так вроде соображаю, побыстрее и получше многих, но есть ребята и постарше меня. Семенов тот же. А я вроде как молод и жизни совсем не знаю. Ну, представьте, я войну закончил мне только двадцать первый год шел. Считай, пацан же совсем, а я уже ротой командовал. И в таких сомнениях я пребывал примерно месяц. Каждый свой шаг или распоряжение взвешивал постоянно, по многу раз, пока то ли немного притерся, то ли почувствовал себя в своей тарелке. Но до последнего дня на войне мне казалось, что вроде я проскочил рано. Есть же люди, которые и побольше воевали, и побольше знают, чем я. Но эти сомнения подвигали меня на более ответственные решения. Я всегда старался поставить себя на место того человека, которому ставишь задачу.

Но мне очень повезло, что мне попадались отличные командиры, у которых я мог многому научиться. Вот, например, мой первый комбат – капитан Пинский. Это же был особый человек! Он года два или три провоевал в одной должности, столько всяких особых заданий выполнял, недаром в самом конце войны получил Героя. Поэтому, глядя на такого человека, наблюдая его особые качества, стараешься у него уловить что-то хорошее, чему-то научиться.

Но совесть моя чиста. Я и по времени мало командовал, да и обстановка уже как-то попроще, немцы бегут. В общем, бои такие шли, что особых трудностей не возникало, и потерь в моей роте почти не было. Но я всегда помнил – ты командир, и от тебя зависит многое. Постоянно работал над собой.