Эдуард Лимонов - Смрт

Мы не успели изругать его. Он сказал:

– Я встретил сестричку. Сейчас она все сделает.

Сестричка появилась немедля. С красным круглым подносом явилась солдатка. Я ее знал. Утром я видел их без головных уборов, порой даже с распущенными волосами. Сейчас дымчатые светлые волосы были подвернуты под сербскую пилотку с двумя хребтами… Я опознал ее как одну из утренних солдаток, приносивших мне доручек.

– Славица! – представил солдатку Славко, пока она ставила поднос на стол.

На подносе было три стакана, открытая большая банка рыбных консервов, большая стопка белого хлеба и три груши старого урожая. Она скромно наклонила голову. И повернулась уходить. Славко удержал ее за руку.

– Вы, капитан, знакомы с ней, – сказал Славко. – А мы с ней как брат и сестра. Имена одинаковые, да и из одной местности мы. Сёла наши рядом.

– Садитесь, – сказал я, – Славица. Присаживайтесь.

Она что-то стала говорить быстро-быстро, обращаясь к Славко.

– Она ненадолго, – сказал Славко. – У нее кончается дежурство.

– Ненадолго, – согласился я. – Присаживайтесь.

Она села и сняла пилотку. Волосы хлынули вниз. Без пилотки это была здоровая полная девушка, которая раскраснелась и стеснялась. Совсем простая. В пилотке лицо выглядело тоньше.

Пытаясь представить эту ситуацию через 15 лет, я думаю, я на нее производил впечатление. Иностранный дьявол такой, хорват или немец по виду. Коротко стриженный, темные очки. Местные военные власти относились к иностранному дьяволу с большим пиететом. Особо относились. Шпион? Разведчик? Девушки и девочки – существа с огромным любопытством. Чужие, может, и не нравятся им, но волнуют. Девушек всегда волнуют чужие. И вот я был чужой. И она приходила раз через несколько дней по утрам приносить мне доручек. Улыбалась как горничная. Чужие друг другу, мы улыбались. И так бы улыбались и улыбались, но вот случай послал человека, который знал ее и знал меня. Образовалась ситуация.

Когда среди мужчин присутствует девушка, они ведут себя иначе. Даже Йокич забыл о необходимости политкорректно поругивать хрватов и, застеснявшись, стал тем, кем он был, – молоденьким светлокожим солдатом, для солидности время от времени пытавшимся отращивать бороду, цветом ударяющую в рыжину. Полковник Шкорич как-то поймал его в коридоре штаба. И отчитал за бороду, хотя в добровольческой армии Книнской Краины ношение бород не запрещали. «Ты что, четник, солдат?» – «Никак нет, полковник!» – испугался Йокич. «Тогда иди в подразделение к четникам со своей бородой!» – бросил Шкорич и удалился. Через час Йокич сбрил тогда бороду. Теперь у него опять борода. Так вот, Йокич встал, уступая свое место на моей кровати солдатке, а сам сел на единственный мой табурет. Этой рокировкой он невольно посадил девушку рядом со мной, потому что я и Славко сидели на кровати. От девушки пахнуло мягкими и сладкими духами. Или это был запах шампуня? Горячей воды в казарме не было, но у солдаток всегда были чистые волосы.

– Она спрашивает, что мы празднуем, – сказал Славко.

– Ничего не празднуем. Просто пьем вино и получаем от этого удовольствие, – ответил я.

– Поскольку других удовольствий мы лишены, – добавил Славко.

– Каких лишены? – спросила девушка. Разговаривая со Славко, она должна была смотреть на меня, так как солдат сидел за мной. Спрашивающая об удовольствиях выглядела лукаво.

– Ну, например, женщин.

– Вокруг много солдат-девушек.

– Все равно вас много меньше, чем добровольцев-мужчин. На всех не хватает.

– Вы можете смотреть на нас сколько угодно. – Солдатка явно подсмеивалась над нами.

– У тебя есть парень? – спросил Славко.

– Не скажу, – сказала она.

– А Петру? Петру что, не твой парень?

– Был, – сказала она. – Уже нет… – Яркие губы, светло-серые глаза, чуть-чуть вздернутый нос. Лицо у нее было задорным, я бы сказал, насмешливо-вызывающим, хотя и простым.

– Ты непостоянная девушка, – отметил Славко. – Раз ты свободна, давай гулять со мной?

– У нас не получится, – сказала она. – Я знаю тебя с того времени, как ты под столом не сгибаясь проходил. Ха-ха, какой смысл с тобой встречаться…

– Скажите, дядя Эдуард, – начал Йокич (он называл меня «дядя Эдуард», и никто меня больше так не называл долгое время, пока через десять лет я не попал в лагерь, где меня вдруг стал так же называть молодой парень-таджик), – дядя Эдуард, как называется такой строй, когда у одной женщины много мужей? Когда у одного мужчины много жен, я знаю, что это называется «полигамия», а когда у женщины много мужей?

– Так же, полигамия.

– Йокич мечтает стать одним из твоих нескольких мужей, – засмеялся Славко.

– Молодой еще. – Славица улыбнулась. – «Полигамия»… А что, много мужчин, все работают, а женщина себе сидит, ручки на груди скрестила.

Мы все расхохотались.

– Но зато детей сколько придется нарожать от нескольких мужей, – заметил я.

– Я бы не хотела, – сказала она неожиданно. – Рожать надо от одного, от самого любимого.

Все были согласны. Все против полигамии. Что там можно было добавить? Однако молодым солдатам было тяжело без женщин. В гарнизоне был случай группового изнасилования. Правда, девушка, подвергшаяся насилию, не принадлежала к гарнизону. У нескольких девушек была репутация легкодоступных. Солдаты имели их где могли. Однажды мы, неразлучная троица – Славко, Йокич и я, шли вечером в казарму. Мы возвращались от буфетчика, тот угостил нас вином. Были сумерки, но еще не темно. За госпиталем, у складов, подальше от чужих глаз, солдат со спущенными штанами стоя употреблял девку. В сумерках светились девичий зад и ноги. Пара тихо постанывала. Мы прошли от них в нескольких шагах, пожелав им горячей случки. Они оба захихикали. Мы прошли уже несколько десятков шагов, когда услышали стон солдата, возвещающий о том, что он закончил свою работу. Простонав, солдат затем проявил себя джентльменом.

– Кто-нибудь хочет меня сменить? – предложил он из темноты. – Она не против.

Девушка засмеялась.

– Идите! – сказал я солдатам. Они не пошли. Йокич был наверняка девственником, а Славконе пошел из солидарности со мной.

Мы разлили остатки вина. Замолчали.

– Можно вас, капитан, на минуту? – Славко вывел меня за дверь и зашептал: – Я с ней договорился. Она вам даст, капитан, она добрая девочка. Всем дает, если ей нравится.

– А может, я ей не нравлюсь.

– Нравитесь. Она сказала: «Я боюсь, он страшный, как хорват. Но дам». Сейчас она выйдет с нами, потом вернется к вам одна.

Солдаты и солдатка быстро заторопились и ушли. Я убрал стаканы, выключил свет и, не раздеваясь, в ботинках лег на свою железную койку. На спину. Вспомнил свою неверную жену в Париже.