Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина - Виталий Витальевич Тихонов
В понимании Веселовского, выбор темы должен исходить из двух предпосылок: социальной актуальности вопроса и текущих задач исторической науки[468]. Историк писал, что в связи с продолжающейся дифференциацией знания может сложиться впечатление, будто «наука утрачивает чутье живой действительности», но на самом деле «такой разрыв только кажущийся», поскольку часто конкретные исследования сочетают в себе и социальную значимость, и научную ценность[469]. Суммируя все выше сказанное, историк писал: «Желательно сочетание двух точек зрения. Чуткое и внимательное отношение к вопросам современности, с одной стороны, и знание текущей литературы вопроса»[470]. Во вступительной лекции к практическим занятиям по истории русского права, которые Веселовский вел в Московском университете, историк также обращает внимание на выбор темы исторического исследования. Первый случай – это когда тема выбирается совершенно случайно. «Это, конечно, худший путь, путь разочарований и бесплодной траты труда»[471]. Другой путь – выбор проблематики для исследования по соображениям неизученности того или иного вопроса. Это редко приводит к положительным результатам: «Мы рискуем натолкнуться на непредусмотренные затруднения – на отсутствие или нехватку источников, на недостаточную обследованность соседних с избранной темой вопросов, наконец, на ложную постановку вопросов исследования, проистекшую не из источников, а из ложных посылок»[472]. Третий путь – это выбор темы в зависимости от требований современности. Такой шаг позволяет актуализировать историческое знание, сделать его интересным для широких масс, но это может привести к «противонаучной тенденциозности», что также не будет способствовать развитию исторической науки. Самой распространенной причиной выбора проблематики автор считал выбор под влиянием авторитета маститых ученых. Этот путь хорош тем, что позволяет поддерживать преемственность между различными поколениями историков. Но главная его опасность заключается в том, что под давлением авторитетов начинающий исследователь может пойти в ложном направлении. Самым же плодотворным Веселовский считал «путь искания новых источников и выбора тем в зависимости от количества и содержания сохранившихся источников»[473]. Таким образом, здесь мы наблюдаем некоторую конкретизацию точки зрения ученого. Не только текущие задачи исторической науки, но и солидная источниковая база – вот залог успешного выбора темы для будущей научной работы.
Целенаправленный выбор тем для исследований, по мысли Веселовского, должен был создать благоприятный климат для поступательного развития научного знания. Но при этом историк не считал, что научная работа должна идти по заранее кем-то определенному плану, поскольку это «несовместимо с необходимой для научных исканий свободой». Он совершенно верно отмечает, что «вред от возможных в предначертанных планах ошибок может оказаться значительнее пользы, ожидаемой от планомерности работы»[474]. Тем не менее планирование работы, по мысли историка, необходимо. Инициатива в координации усилий исследователей должна принадлежать университетским центрам. Заметим, что в данной мысли четко прослеживается все возрастающее понимание историками начала XX в. того, что научная работа превращается в коллективный труд, где необходимо координировать усилия. Но и тезис о важности творческой свободы также находил понимание в научно-историческом сообществе.
По мысли Веселовского, на всем протяжении своей работы историк не должен делать поспешных выводов, которые могут завести его в тупик. Только осторожность и научная обоснованность гипотез позволяет сделать уверенный шаг вперед: «Равномерное, хотя бы и медленное, движение вперед будет обеспечено только тогда, когда монографисты будут стремиться и прилагать все усилия к тому, чтобы их работы оставалось дополнять исправлять в частностях, а не переделывать наново»[475].
Важнейшие мысли, посвященные технике исторического исследования, находим в дневниковой записи Веселовского, датированной 21 ноября 1928 г.[476]. Историк недавно опубликовал небольшую монографию «К вопросу о происхождении вотчинного режима» и приступил к написанию книги «Феодальное землевладение Северо-Восточной Руси», труда, ставшего для него итоговым. Работа над столь сложной темой заставила ученого вновь обратиться к осмыслению проблем ремесла историка. В самом начале Веселовский отмечает, что ученый должен избегать как «симплификации» (упрощения) прошлого, так и «беспомощного эклектизма». Для этого необходимо «большое напряжение исследовательской мысли при солидной подготовке и изучении фактов»[477]. На его взгляд, исследователь не может представить полную картину прошлого по причине фрагментарности дошедших до нас источников. Но при этом в положении историка есть и плюсы: он может рассмотреть интересующие его вопросы в широком историческом контексте, тем самым увидев то, что не могли заметить современники. Но и здесь Веселовский пишет о необходимости осторожности: «Историк всегда подвергается опасности (искушению) объяснять и оценивать те или иные явления прошлого по результатам»[478]. Исследователь как бы навязывает прошлому то, чего там никогда не было. Это может привести не только к тому, что ученый неправильно интерпретирует исторические процессы или события, но и вообще потеряет «способность устанавливать факты прошлого».
Надо отметить, что вышеизложенные идеи о работе историка образовывали в работах Веселовского устойчивую систему, которая приобретала все бо́льшую целостность от исследования к исследованию. Указанные принципы Веселовский последовательно претворял в жизнь в своих работах.
Таким образом, Веселовский пришел к пониманию необходимости соотнесения своих научных штудий с потребностями самой науки, чуткому пониманию основных направлений ее движения. Отметим, что эта мысль была близка именно младшему поколению Московской школы, на практике создавшему взаимодополняющие монографические работы.
Дальнейшая работа над историей сошного письма, по словам самого же ученого, определялась состоянием источниковой базы. «История сошного письма, в зависимости от сохранившихся писцовых книг и актового материала, начинается собственно только с последней четверти XVI века. Обильный материал за время от воцарения Михаила Федоровича ставит исследование уже на вполне прочную почву и способствует пониманию отрывочных и недостаточных источников предшествующего времени»[479], – заявлял автор.
Первой опубликованной монографией на эту тему стала небольшая книга «Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича». Во введении автор сразу обозначил свою приверженность экономической истории, столь популярной в среде московских историков того времени: «Настоящая работа есть начало предпринятого автором исследования по истории финансов Московского государства XVII в. в связи с историей народного хозяйства»[480]. В данной книге историк рассмотрел механизм взимания чрезвычайных налогов, на некоторое время дополнивших сошное обложение. Причин их появления было несколько: 1) «Опустошения, произведенные Смутой, внесли большое несоответствие между сошным письмом и действительным положением»; 2) отсутствие единой меры сохи в стране; 3) «Значительные платежные средства ускользали от сошного обложения… Нужно было найти иную форму обложения, которая… дала бы значительный доход и настигла бы по возможности действительные платежные силы населения»[481]. Но действительность оказалась сложнее, и на деле сборщикам пришлось учитывать те привилегии, которые сложились еще при сошном обложении[482].
В исследовании Веселовский выразил свое понимание сущности пятинных денег. В исторической литературе существовала
