Анатолий Сульянов - Берия. Арестовать в Кремле

Берия уменьшил число арестов, настоял на пересмотре ряда дел, особенно военных, а это сразу же сказалось — часть военных из лагерей вернулась в строй… О нем заговорили как о человеке справедливом и более внимательном, чем Ежов. Люди облегченно вздохнули, особенно аппаратчики… Пусть работают и побаиваются.

10 января 1939 года Сталин в ответ на тысячи жалоб, информируя шифровкой ЦК республик, обкомы и крайкомы о работе по борьбе с «вражеской деятельностью», сообщал: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… Все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

Но зачем это подтверждать в тридцать девятом? Да еще со ссылкой на ЦК… Что это? Скорее всего, Сталин развязывал руки новому составу НКВД для уничтожения тех, теперь уже бывших сотрудников наркомата, кто уже не нужен, но кто много знает. Таких Сталин не мог терпеть — их просто не должно быть…

Страна продолжала строить. Полуголодный народ, испытывая огромное перенапряжение, лопатами рыл котлованы под новые авиа— и танковые заводы, электростанции, строил железные и автомобильные дороги, аэродромы, морские порты. Миллионы зэков, лишенные свободы по политическим статьям, утопая в болотах, замерзая в тундре и тайге, тоже строили, мыли на Колыме золото, обушком долбили в забоях шахт уголек…

Лубянка работала с напряжением. Уходили через суд «за незаконные аресты, фальсификацию следственных дел, применение незаконных методов ведения следствия» Леплевский, Ушиминский (Ушаков), Агас, Миронов, Аршатская… Несть числа тем, кто год-два назад выламывал руки, бил, держал сутками на допросах невинных людей, «выбивая» показания.

Началась самая настоящая охота на тех, кто совсем недавно четко и строго исполнял указания начальства, был активным участником массовых репрессий. Берия настойчиво очищал аппарат НКВД от ежовцев, назначая вместо них своих выдвиженцев. Так, через неделю после прихода к власти, Берия во главе НКВД Белоруссии в декабре 1938 года поставил Л. Цанаву.

13

Лаврентий Фомич Цанава отличался особой исполнительностью, чем заслужил доверие своего земляка Берия еще в двадцатые годы, а затем в период совместной работы. В НКВД Грузии их дружба значительно укрепилась — Берия нравились старательные, усердные работники, безропотно выполняющие волю старшего. Получив самостоятельную должность в Белоруссии, Цанава, естественно, оправдывая свое назначение, не щадил сил, работал с присущим ему в те годы упорством. Он понимал, что Берия ждет от него больших результатов, и потому действовал напористо, не оглядываясь и не ограничивая себя ни в чем. С первых дней пребывания в Белоруссии Цанава всячески подчеркивал, что он прибыл для «наведения большевистского порядка в органах НКВД и в республике». С его приходом, после небольшого затишья, началась новая кампания обысков, арестов под видом «активизации борьбы с контрреволюционными и шпионскими элементами». Газеты снова запестрели броскими заголовками: «Смерть тайным агентам империализма!», «Добьем фашистских наймитов!», «Близок конец замаскировавшимся врагам народа» и т. д.

Тысячи арестованных томились за решетками тюрем, в подвалах НКВД и лагерях. Но этого Цанаве было недостаточно — и в других республиках и областях тюрьмы переполнены! Нужны громкие процессы, похожие на процессы в Москве, одобренные товарищем Сталиным. Цанава, копируя своего шефа, любил часто ссылаться на товарища Сталина, его проницательность в борьбе с «врагами всех мастей». Он установил новый порядок в наркомате — все наиболее важные дела обсуждались в ночное время, как в Москве, где товарищ Сталин работает ночи напролет.

Работавший в то время председателем Совнаркома Белоруссии Афанасий Федорович Ковалев рассказал: «Цанава — аморальный во всех отношениях чиновник, способный на любую гадость. Ему ничего не стоило выругаться матом в присутствии женщин, обругать человека нецензурной бранью, плюнуть в лицо каждому, не согласному с ним в споре. Его коварство превосходило все известные безнравственные поступки. Одной из причин такого неуважительного, порой хулиганского поведения Цанавы было всепрощенчество Пономаренко, позволявшего Цанаве делать то, что «захочет» его левая нога. Да и сам Пономаренко страдал лицемерием и коварством… Однажды на заседании Бюро ЦК докладывавший руководитель «Заготживсырья» позволил себе слегка покритиковать кого-то из партийных функционеров. Пономаренко грубо оборвал его, рассвирепел и, брызгая слюной, закричал:

— Что ты х… порешь? Какое твое собачье дело до парторганизации! Занимайся заготовками и выполни план! Не выполнишь — в тюрьму сядешь за срыв государственного плана! Марш с трибуны к… матери!

Руководителя заготовок едва отпоили в приемной водой…

Пономаренко пригласил к себе на беседу одного из руководителей промышленности, расположил его к себе, чаем угостил, и тот доверил первому секретарю свои тайны. Надо было видеть лицо этого человека на заседании Бюро ЦК, когда Пономаренко, критикуя недавнего собеседника, бросил в зал:

— Что мы тут его слушаем? Он же дома навести порядка не может — теща им командует, в служебные дела жена ввязывается! Разве можно ему доверить ответственный участок работы?..

— Да и я, — Афанасий Федорович тяжело вздохнул, — стал жертвой его «доверия». Назначенный председателем Совнаркома Белоруссии, я позволил себе в рамках моих обязанностей принять несколько решений, не согласовав их с Пономаренко…

Как-то прогуливаясь с Пономаренко в Дроздах — наши дачи были рядом, — я услышал от него плохо скрытое недовольство моей до предела усеченной самостоятельностью.

— Ты, Афанасий Федорович, зря подписал два последних постановления Совнаркома. Надо принимать совместные постановления ЦК и Совнаркома, а уж если решения не по очень важным вопросам, то надо согласовывать с ЦК.

— Но я, Пантелеймон Кондратьевич, не совсем с вами согласен. СНК — не отдел ЦК, и правительство вольно принимать решения в рамках своих обязанностей.

— Ты недопонимаешь руководящей роли партии. Может, тебя поучиться послать? — неожиданно спросил Пономаренко.