Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Впрочем, подлинные причины ухода нашего героя из гимназии не столь уж и важны. Гораздо существеннее то, что, прельстившись романтикой подполья, молодой человек бросил учиться.

В поэтическом сборнике Константина Бальмонта «Фейные сказки», вышедшем в свет в 1905 году, есть небольшое стихотворение об отношении поэта к знаниям:

«Он спросил меня: Ты веришь?

Нерешительное слово!

Этим звуком не измеришь

То, в чём есть моя основа.

Да, не выражу я бледно

То, что ярко ощущаю.

О, с бездонностью, победно,

Ослепительно – я знаю!»

Людмила Маяковская наверняка читала эти бальмонтовские строки, воспевавшие знания. Но написала так, как требовалось писать в стране Советов:

«Освободившись от гимназии, …Володя всецело занялся партийными делами. Занимался сам, изучал политическую экономию и другие социологические науки. В это время Володя не признавал никакой литературы, кроме философии, политэкономии, истории, естествознания, а также неизменно читал газеты».

В автобиографии Маяковского тот период описан более конкретно:

«1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Держал экзамен в торгово-промышленном районе. Выдержал. Пропагандист. Пошёл к булочникам, потом к сапожникам и наконец к типографщикам».

Другого социал-демократа, земляка Владимира Маяковского, Иосифа Джугашвили, участие в антиправительственной деятельности привело к очередному аресту. В марте 1908 года он оказался в городе Баку – в Баиловском следственном изоляторе. Сидевший там же эсер Семён Верещак оставил описание Кобы тех лет:

«В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой…

Марксизм был его стихией, в нём он был непобедим… Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу по Марксу. На не посвящённых в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление».

Юный эсдек

Ольга Гзовская, старшая сестра приятеля Маяковского, оставила в воспоминаниях портрет молодого социал-демократа:

«Сверкающие тёмные глаза, вихрастые волосы, озорной взгляд, всегда энергичный, с быстрой сменой мимики очень красивого лица – таким я помню тогда Маяковского…

Я была тогда ещё очень молодой актрисой Московского Малого театра. Это был сезон 1906–1907 гг. – начало моей сценической жизни.

В то время большой популярностью среди революционной молодёжи пользовалось стихотворение поэта Тарасова «Тише». В нём говорилось о том, как в одиночном заключении политический узник встречает морозный рассвет. Стихотворение очень сильное, глубокое и трагическое.

В гимназии брата был концерт, на котором я выступала с чтением этого стихотворения. На концерте был и Маяковский. Дня через два после этого я встретилась с Маяковским у нас в передней. Рядом с ним стоял скромный белокурый гимназист – Серёжа Медведев. Они оба были довольны моим репертуаром.

– Здорово вы читали! – сказал Маяковский. – Сильно… Наш Медведев дрожал как в лихорадке: боялся, как бы вам, артистам императорских театров, не попало за это выступление, – и он расхохотался раскатистым мальчишеским смехом.

Я ему ответила:

– Погодите, не то ещё будет, я теперь готовлю "Каменщика " Брюсова и «Море» Гессена, профессора Петербургского политехнического института.

Медведев и Маяковский тут же уговорили меня прочесть им новые мои работы. Стихотворение Гессена я не помню целиком и привожу часть текста:

Ночь бушует… На берег, на берег скорей!

Мчится буря на вольном просторе,

И на битву с позором и гнётом цепей

Высылает бойцов своих море!..

И шумит океан, необъятно велик,

И шумней и грозней непогода.

И сливается с ней, мой восторженный крик:

Свобода! Свобода!

Молодёжь была довольна. Маяковский заявил:

– Вот это лучше, чем умирающий лебедь Бальмонта».

Реакция Маяковского свидетельствует о том, что с творчеством Константина Бальмонта он был хорошо знаком – ведь стихотворение об «умирающем лебеде» было напечатано в сборнике «В безбрежности», вышедшем в 1895 году, когда творчество поэта-символиста популярностью ещё не пользовалось.

К сожалению, Ольга Гзовская ничего не написала о том, чем именно не понравился Маяковскому бальмонтовский лебедь. А между тем жалобный плач умирающей птицы был изображён поэтом довольно выразительно:

«Отчего так грустны эти жалобы?

Отчего так бьётся эта грудь?

В этот миг душа его желала бы

          Невозвратное вернуть.

Всё, чем жил с тревогой, с наслаждением,

Всё, на что надеялась любовь,

Проскользнуло быстрым сновидением,

          Никогда не вспыхнет вновь.

Всё, на чём печать непоправимого,

Белый лебедь в этой песне слил,

Точно он у озера родимого

          О прощении молил».

Молодости трудно понять состояние расстающегося с жизнью. Видимо, поэтому стихотворение о прощальной лебединой песне молодому гимназисту не понравилось.

Два Владимира – Гзовский и Маяковский – были тогда начинающими пропагандистами. Один из организаторов кружков для рабочих Аркадий Александрович Самойлов, редактировавший нелегальную газету московских эсдеков, писал:

«Нами был организован кружок по изучению политической экономии. Руководителем кружка был пропагандист товарищ Владимир (Гзовский). Занятия кружка проходили в помещении детского сада Альтгаузен у Красных ворот…

Однажды на занятия кружка товарищ Владимир привёл с собой молодого человека высокого роста, широкоплечего, в серой гимназической шинели, в лохматой чёрной шапке. Его он рекомендовал нам как хорошего пропагандиста, который и будет вести наш кружок по политической экономии дальше.

Партийная кличка нового пропагандиста была «товарищ Константин». Он приступил к проведению занятия. Все слушали его внимательно, но чувствовалось, что слушатели оставались чем-то недовольны. По дороге домой после кружка я сказал товарищу Константину, что в нашем кружке нужно говорить гораздо проще, чем говорил он, и что слушатели кружка не совсем разобрались в том, что он им рассказал, не всё дошло до их сознания».