Карла дель Понте - Охота. Я и военные преступники

Я вышла из церкви, и свет показался мне таким ярким, что я зажмурилась. Я вся вспотела, хотя в церкви было прохладнее, чем на улице. Сопровождающий подвел нас к двум мужчинам, которые смотрели на нас. Со мной был переводчик с языка киньяруанда. Этим мужчинам было по 50–60 лет. Один из них рассказал, что во время резни находился в церкви. Он был ранен, потерял сознание, и его завалило трупами. Убийцы прошли мимо. Прошло два или три дня, прежде чем кто-то появился и обнаружил, что он еще дышит. На голове этого человека сохранился шрам от удара мачете. Теперь он жил в хижине в полном одиночестве, без родных, без средств к существованию, без надежды. Он несколько раз повторил, что жалеет о том, что остался в живых. Этот человек сказал, что ему было любопытно посмотреть на прокурора… по крайней мере, так перевел его слова переводчик. Меня охватило чувство вины, точно такое же, как и в те моменты, когда мне салютовали охранники здания трибунала в Аруше. Я почувствовала огромную ответственность перед этими людьми, словно могла принести им мир или хотя бы душевный покой.

Беседы с жертвами преступлений были для меня мучительны. Я бы предпочла, чтобы они держались от меня подальше. Что мы могли сказать этим людям после тех страданий, которые они перенесли? Ничего, кроме обычных банальностей. Что мы могли сделать, чтобы улучшить их жизнь или хотя бы облегчить тяжесть груза, который они несли? Ничего реально значимого. Я вспоминаю встречу с одной женщиной тутси, которая рассказывала о том, как солдаты хуту насиловали ее один за другим. Затем они выстрелили в нее и оставили умирать. Но кто-то спас ей жизнь. После насилия она забеременела. Родственники потребовали, чтобы она ушла из деревни, потому что ее ребенок — наполовину хуту. Они отправили женщину в джунгли, и она жила там вместе с ребенком… Что, по-вашему, я могла бы ей сказать? «Мне очень жаль»?

Мысли о смерти меняют жизнь. Все эти события не ввергли меня в скорбь и, уж конечно, не заставили плакать. Они разбудили во мне желание сделать что-то правильное, нужное, необходимое, имеющее отношение к тем останкам, которые я видела на сколоченных наспех столах, к тому мужчине, который предпочел бы погибнуть вместе со своей семьей, к той матери, которая жила в джунглях со своим ребенком, потому что родные не хотели больше жить рядом с ней… После этого дело Бараягвизы стало казаться мне еще более важным.

Две недели мы готовились к слушанию в апелляционной палате. За это время я лучше познакомилась с теми, кто работал в моей команде. Во время одного из разговоров мне показалось, что даже солнце застыло в африканском небе. Один из адвокатов снова и снова излагал нам свою точку зрения в поддержку пересмотра дела Бараягвизы. Я не могла понять его доводов. Я не понимала, с чего он начал и к чему ведет. Но я понимала, что если позволить ему излагать наши аргументы подобным образом, апелляционная палата ни за что не пересмотрит свое решение. Беседа продолжалась дольше часа, пока, наконец, я не вышла из себя и не пробормотала «Ма tete est plein[14]» и «basta». Я поблагодарила адвоката за его вклад в общее дело. В системе ООН невозможно просто уволить человека, так как это действие породит массу жалоб и документов, и ты, в конце концов, проиграешь. Но можно поручить ему менее ответственную работу и тем самым снизить наносимый им ущерб. Я обратилась к другому юристу и предложила ему заняться этим делом, но он отказался. Он просто боялся предстать перед судом с аргументами, к которым могут не прислушаться. В конце концов, я обратилась к Норманну Фарреллу, бывшему консулу Международного комитета Красного Креста в Женеве. «Вам предстоит оспаривать юридические решения», — сказала я. Фаррелл был канадцем из Онтарио, специалистом по системе континентального права. Он не представлял, что ему можно поручить нечто подобное.

Я его почти не знала, но видела, как он выступал на наших совещаниях. Мне было ясно, что он — один из лучших юристов в нашей службе.

Проблема, с которой мы столкнулись перед слушаниями по делу Бараягвизы, заключалась в том, как убедить судей соблюсти баланс между двумя доминирующими в западном мире системами правосудия: системой англо-саксонского права, с которой судья Макдональд имел дело в Соединенных Штатах, и системой континентального права, принятой в Европе. В новых институтах международного правосудия эти две системы постоянно вступали в конфликт. В системе англо-саксонского права, если суд выявляет вопиющие нарушения прав обвиняемого, он может вынести именно то постановление, которое и вынес судья Макдональд: приостановить процедуру и закрыть дело без сохранения права на предъявление иска по тому же основанию. В системе континентального права суд разбирает нарушения прав обвиняемого только после рассмотрения самого дела. Если Бараягвиза будет признан виновным, суд может облегчить его приговор. Если же его оправдают, возможно, будет вынесено решение о материальной компенсации.

Апелляционная палата под председательством судьи Макдональда исходила из принятой в США, Канаде и других странах системы англо-саксонского права. С точки зрения континентального права, решение должно было быть полностью противоположным. Как же примирить разные системы с тем, чтобы достичь справедливого результата? Как соединить юристов, работающих в разных системах, и помочь им выработать общие принципы? Как всегда, речь шла о балансе, а не о цене правосудия.

Первым элементом нашей стратегии был отказ от отрицания нарушения прав Бараягвизы. Мы хотели показать, что нарушения его прав были не столь серьезными, как решение о закрытии дела без сохранения права на предъявление иска по тому же основанию. Во-вторых, мы хотели обратить внимание на различия двух юридических систем, что позволило бы судьям апелляционной палаты, придерживающимся системы англо-саксонского права, осознать, что их решение избавило Бараягвизу от гораздо более серьезных обвинений. За полтора месяца до начала слушаний мы составили документ, содержавший ряд новых фактов. Во-первых, мы получили письменные показания Дэвида Шеффера, посла США по особым поручениям по вопросам военных преступлений. Шеффер подтвердил, что Камерун оттягивал перевод Бараягвизы в Арушу по политическим соображениям. Затем мы составили документ о задержках слушаний в течение нескольких месяцев после его перевода в Арушу.

За четыре дня до устных слушаний я сообщила Фарреллу, что собираюсь выступать с точки зрения континентального права. У него было четыре дня на подготовку аргументов, достаточно убедительных для представителей системы англо-саксонского права, что позволило бы примирить обе системы правосудия во имя справедливости. Благоприятным обстоятельством стало то, что апелляционная палата вынесла свое противоречивое решение 3 ноября. Это был последний День работы судьи Макдональда в составе суда. Члены палаты не сменились, но председательствовал уже французский судья Клод Жорда. Он, как и я, придерживался системы континентального права.