Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Когда вернулся в свою комнатку в Александре, я позвал одну из маленьких дочерей мистера Ксомы. Ей было всего семь лет, но она была весьма смышленой девочкой. Я сказал ей: «Не могла бы ты отнести этот кусок мяса одной из своих старших сестер и попросить ее приготовить его для меня?» Я увидел, что она пыталась подавить улыбку, так как была воспитана в уважении к старшим, чтобы смеяться над ними. С некоторым раздражением я попросил ее объяснить, что случилось. Она очень тихо ответила: «Это мясо уже приготовлено». Я переспросил ее еще раз, и она объяснила, что я купил кусок копченой ветчины, которую уже можно есть. Это явилось для меня открытием, но вместо того, чтобы признаться ей в своем полном неведении, я заявил, что мне это прекрасно известно и что я хочу лишь, чтобы приобретенную мной копченую ветчину подогрели. Девочка, конечно же, поняла, что я блефую, но, тем не менее, взяла мой ужин для разогрева и убежала. Мясо оказалось очень вкусным.
В Александре я возродил дружбу с всегда жизнерадостной Эллен Нкабинде, которую знал по Хилдтауну и которая в то время преподавала в одной из городских школ. Тогда мне удавалось лишь изредка встречаться с ней, и только когда я снова увидел ее в Александре, наши отношения расцвели. В Александре мы с Эллен полюбили друг друга. То немногое свободное время, которое у меня было в те месяцы, я проводил только с ней. Ухаживание было трудным делом: мы постоянно находились в окружении других людей, и было достаточно мало мест, куда нам можно было бы пойти. Наедине мы могли побыть лишь на природе, под солнцем или звездами. Таким образом, мы с Эллен вместе бродили по вельду и холмам, окружавшим поселок. В основном мы просто гуляли, а когда у нас обоих было достаточно времени, то устраивали пикник.
Эллен была из народа свази, и, хотя трайбализм в поселке неуклонно угасал, один из моих близких друзей осудил наши отношения именно по причине нашей с Эллен принадлежности к разным африканским народам. Я раскритиковал его подход, однако сложившаяся ситуация порождала определенные проблемы. Так, миссис Мабуто, жена преподобного, невзлюбила Эллен только потому, что та была представительницей свази. Однажды, когда я гостил у преподобного Мабуто, миссис Мабуто ответила на стук в дверь. Это была Эллен, которая искала меня, и миссис Мабуто сказала ей, что меня у них нет. Только позже миссис Мабуто соизволила сообщить мне: «О, Нельсон, там какая-то девушка искала тебя». Затем она спросила меня: «Эта девушка – она не шангаанка ли?» Хотя шангааны – это гордое и благородное племя, в то время у народа коса слово «шангаан» являлось уничижительным. Я обиделся на это и ответил: «Нет, она не шангаанка, она свази». Миссис Мабуто была убеждена, что мне для общения следует выбирать девушек только из народа коса.
Ее советы и поведение меня не остановили. Я любил и уважал Эллен и считал, что поступаю благородно, отвергая мнение тех, кто не одобрял наших отношений. Они были для меня в новинку, и я ощущал себя смельчаком, общаясь с девушкой, которая не относилась к народу коса. Я был еще достаточно молод и чувствовал себя неуверенно, оказавшись в большом мире, поэтому Эллен играла для меня роль не только романтического партнера, но и матери. Она поддерживала меня, вселяя уверенность в своих силах и наделяя меня надеждой. Однако через несколько месяцев Эллен уехала, и, к сожалению, мы потеряли связь друг с другом.
В семье мистера Ксомы насчитывалось пять дочерей, каждая из которых была прекрасна. Однако самую красивую из них звали Диди. Она была примерно моего возраста и бо́льшую часть недели работала домашней прислугой в белом пригороде Йоханнесбурга. Когда я только переехал к мистеру Ксоме, я видел ее крайне редко. Но позже, когда у меня появилась возможность познакомиться с ней поближе, я также в нее влюбился. Однако Диди почти не обращала на меня внимания. Полагаю, что она заметила только то, что в моем гардеробе лишь один латаный-перелатанный костюм и одна рубашка и что я не слишком сильно отличаюсь от бродяги.
Каждые выходные Диди возвращалась в Александру. Всякий раз ее сопровождал молодой человек, который, как я предполагал, был ее парнем. Он производил впечатление состоятельного человека, у которого даже была машина, что уже само по себе являлось в высшей степени необычным. Он носил дорогие двубортные американские костюмы и широкополые шляпы и уделял своей внешности большое внимание. Должно быть, он был каким-то бандитом, но полностью утверждать этого я не мог. Когда он стоял во дворе, засунув руки в карманы жилета, то выглядел просто сногсшибательно. Он вежливо здоровался со мной, но я видел, что он не считал меня соперником.
Мне очень хотелось рассказать Диди о своих чувствах к ней, но я боялся, что мои ухаживания окажутся нежеланными. Едва ли меня можно было назвать Дон Жуаном. Неловкий и неуверенный в общении с девушками, я не знал и не понимал романтических игр, в которые другие, казалось, играли без особых усилий. По выходным мать Диди иногда просила ее угостить меня чем-нибудь. Диди появлялась на моем пороге с тарелкой, и было видно, что ей хотелось выполнить свое поручение как можно быстрее, однако я делал все возможное, чтобы задержать ее. Я спрашивал ее мнение о разных вещах, задавал ей всевозможные вопросы. Наш разговор, как правило, проходил по следующей схеме: «Скажи, какого уровня ты достигла в школе?» – «Пятого уровня». – «А почему ты бросила школу?» – «Мне было скучно». – «Мне кажется, ты должна вернуться в школу. Тебе ведь примерно столько же лет, сколько и мне, и нет ничего плохого в том, чтобы вернуться в школу в этом возрасте. Иначе ты пожалеешь об этом, когда состаришься. Ты должна серьезно подумать о своем будущем. Тебе сейчас хорошо, потому что ты молода и красива, и у тебя много поклонников, но тебе необходимо иметь полезную профессию, чтобы быть независимой в жизни».
Я понимал, что это не самые романтичные слова, которые молодой человек должен говорить девушке, в которую влюблен, но я просто не знал, о чем еще с ней можно было беседовать. Она слушала меня серьезно, но я понимал, что не интересую ее, что на самом деле она чувствовала себя немного выше меня.
Я был готов сделать ей предложение, но хотел
