Александр Абрамов - Мужество в наследство

Следующий день Валя пряталась в подвале трехэтажного дома, куда майор Алексеев собрал семьи авиаторов. Было объявлено, что они поедут специальным поездом, в пассажирских вагонах. Назначили день и час отъезда, выдали деньги и литерные билеты. Однако накануне отправки гитлеровцы разрушили железнодорожный узел, и план эвакуации сорвался.

Семьям летчиков объяснили, что их повезут на автомашинах до Каменец-Подольского, где будет сформирован эшелон. Но тут подстерегала новая беда: фашистские самолеты разбомбили мост через Днестр. Пришлось ждать два дня, пока саперы навели понтонную переправу.

Наконец колонна грузовых машин с женщинами и детьми тронулась из Черновиц.

Валя была в летнем платье. Она успела захватить с собой лишь документы да узелок с продуктами. Ее попутчицы находились не в лучшем положении.

За три дня Валя очень похудела. Лицо ее осунулось, светлые волосы беспорядочно падали на лоб. Весь ее вид говорил об огромном душевном потрясении.

Валины мысли возвращались к последним словам Павла: «Никуда не уходи. Жди, тебе помогут». Почему он так сказал? Значит, все они о чем-то догадывались. Просто, наверное, об этом нельзя было говорить до поры до времени, и Павел молчал.

К действительности Валю вернул истошный крик женщины:

– Немцы летят!

Сидящие впереди застучали кулаками по кабине:

– Остановите!

Скрипнули тормоза. Выскакивая из кузова, люди опрометью бросались в сторону от дороги. Испуганно визжали женщины, захлебывались в плаче дети. Шум моторов оглушительно звенел в ушах.

Валя не помнила, как выбралась из машины, как очутилась в придорожной канаве. Прикрыв своим телом хнычущего, перепуганного Володьку, она вся сжалась в клубок.

И вдруг свистящий рев самолетов прорезал чей-то ликующий возглас:

– Свои! Свои! Краснозвездные!

Все повскакивали на ноги. Шоферы подбрасывали вверх кепки, женщины махали косынками. Начальник колонны пояснил:

– Это ваши мужья послали истребителей специально для охраны семей.

А три «ястребка», покачивая крыльями, низко-низко пролетели над колонной.

В Каменец-Подольском перед отправкой эшелона Валю разыскал на перроне какой-то сержант и вручил ей записку:

– Это вам от товарища старшего лейтенанта. «Дорогая Валюша! – писал Павел. – Обо мне не беспокойся, все будет хорошо. Главное, не падай духом и береги Володьку. Если остановишься в Свердловске у сестры, то проведай наших в Тагиле. Как получишь новый номер моей полевой почты – отвечай подробным письмом. Передай всем привет. Целую, Павел».

…Сначала эшелон шел безостановочно. Но, оставив позади Днепр, он стал подолгу простаивать на запасных путях. Фашистская авиация добраться сюда не могла, поэтому на восток в первую очередь была открыта «зеленая улица» эвакуированным предприятиям. Поезда с заводским оборудованием, машинами, станками неслись навстречу потоку воинских эшелонов. Тяжелая индустрия перемещалась в тыл, чтобы оттуда снабжать фронт.

По дорогам тянулись вереницы гражданского населения, уходившего на восток. Домашний скарб везли на чем попало: на самодельных тачках, на подводах, на велосипедах и даже в детских колясках. Телеги и арбы тащили не только клячи и костлявые быки, но и тощие коровы. Все двигалось, скрипело, клубилось пылью.

У стариков и старух, женщин и детей были такие скорбные лица, что при взгляде на них невольно сжималось сердце.

…Через месяц Валя наконец добралась до Свердловска.

«Чайки» возвращаются

Солнце стояло в зените прямо над аэродромом. Летчики обедали возле землянки, сидя на траве. В тени старого тополя, около видавшей виды двуколки, гремела мисками Анна – жена лейтенанта Королькова. Она была здесь единственной женщиной и совмещала сразу три должности: стряпухи, судомойки и официантки.

В стороне от обедающих, на самом солнцепеке, маячила фигура Тараненко. Он нетерпеливо мерил шагами поляну, то и дело подносил к глазам бинокль и безуспешно пытался скрыть свое беспокойство. Адъютант генерала уже дважды запрашивал о Гамулькине и Пологове. Капитан лаконично отвечал: «Ждем…»

– Аннушка, подбрось еще пловчику, уж очень хорош! – попросил техник Левченко.

Повариха добавила ему черпак. Когда она отошла, техник ткнул локтем Алексея Королькова и кивнул на округленную фигуру молодой женщины:

– Так кого ты все-таки ждешь? Пацана или дивчину?

– А ты что, в крестные захотел? – засмеялся Корольков и тут же добавил: – Завтра отправляю ее домой, к матери.

– Эй, чревоугодник, – окликнул техника Измоденов, – ты лучше вон туда погляди, – сощурив глаза и прижав к надбровью ладонь, он всматривался в горизонт. – Никак, наши?

Все подняли головы.

– Могу спорить, что наши. Я ж по походке вижу. Держу пари на миску плова.

На горизонте нечетко вырисовывались две серебристые точки.

– Точно они, – Тараненко не отрывал глаз от бинокля, – встречайте залетных…

– Глянь, Аннушка, как торопятся, – пошутил Левченко, – учуяли запах твоего плова. Я ж говорю, на войне главное – не отставать от кухни, иметь запасную ложку и быть в дружбе с поваром…

Едва «чайки» приземлились, как все бросились навстречу летчикам.

– Принимай, Анна Васильевна, трофей, – торжественно сказал Пологов, – а то твоя черная икра в печенках сидит.

Он развязал вещмешок, перевернул его, и на траву высыпалось несколько объемистых свертков.

Насчет икры Павел не шутил. Дело в том, что во время одного из налетов на аэродром бомба угодила в продовольственный склад, и из всего провианта чудом сохранились лишь две бочки зернистой икры. Пока удалось наладить снабжение, питались только ею. Вначале икру ели столовыми ложками, сколько хотелось. Левченко тогда посмеивался: «Пусть икра черная, лишь бы хлеб был белый». Но скоро деликатес всем изрядно надоел. Анна развернула свертки и ахнула:

– Колбаса! Конфеты! Откуда?

– Оттуда, это подарок тебе, – весело ответил Павел.

Гамулькин отрапортовал о выполнении задания. Тараненко поблагодарил обоих летчиков.

– Спасибо! Молодцы!

…Закончился боевой день. В землянку долетал негромкий голос Левченко. Родом с Полтавщины, техник любил песни. Мягким, приятным тенорком он усердно выводил:

Дывлюсь я на небота й думку гадаю…

Из глубины землянки доносился богатырский храп Ивана Измоденова. Устав после дежурства, он сразу завалился спать.

В проходе и на земляных выступах, заменяющих нары, набросаны охапки свежескошенного сена. Его запах успокаивает и чуточку пьянит. На ящике из-под снарядов чадит гильзовая коптилка. При ее колеблющемся свете по бревенчатому потолку скачут тени.