Георгий Захаров - Я - истребитель

Бой над Ханькоу имел большой политический резонанс. День рождения японского императора был омрачен крупным поражением японских ВВС. Все китайские газеты писали об этом. Японцы объявили траур. "Ужасная мысль, что Китай невозможно завоевать, овладевает нашей армией и воздушными силами..." писал в своем дневнике сбитый японский летчик Сабуро Кобояси. Над Ханькоу японцы потеряли несколько известных своих асов.

Вскоре мы попрощались с группой наших товарищей, убывающих на родину. Среди них были Пунтус, Душин, Сычев, Хлястич и многие другие, прибывшие в Китай в начале осени тридцать седьмого года. В бою над Ханькоу эти летчики словно передавали эстафету молодому пополнению- этот бой был завершающим для многих ветеранов и первым для прибывшей смены.

Был отозван на родину и командир наньчанской группы Павел Васильевич Рычагов. За время нахождения в Китае он подтвердил свою репутацию опытного боевого командира и незаурядного организатора. Его стараниями положение в небе над Наньчаном значительно изменилось к лучшему, усилилась и окрепла вся наньчанская группа. Я оставался в Наньчане в качестве наставника истребителей.

После поражения над Ханькоу японцы на время отказались от крупных воздушных налетов на этом направлении. Мы получили возможность заняться тщательной подготовкой молодых летчиков. А работа наших инструкторов в летных школах Китая тоже давала свои плоды: все больше стало появляться молодых китайских летчиков, обученных летать на наших самолетах. Это были простые ребята. Им, конечно, не хватало боевого опыта, но они летали вместе с нашими воздушными бойцами и очень. быстро перенимали все ценное.

Со мной в качестве ведомого летал паренек, которого звали Тун. Он был счастлив и горд тем, что ему доверили И-16, готов был с утра до вечера находиться возле своей машины, влюбленными глазами смотрел на советских летчиков и не раз ходил со мной на боевые задания. Быть осмотрительным в бою ему было трудно, и мне приходилось поначалу основательно сдерживать его. Но, в конце концов, он обрел хладнокровие - чрезвычайно ценное для летчика-истребителя качество. Летом тридцать восьмого года, когда я покидал Китай, Тун уже не нуждался в опеке - это был вполне зрелый воздушный боец.

А для японской авиации весна тридцать восьмого года складывалась печально. Учитывая благоприятную обстановку в воздухе, командование советских летчиков-добровольцев совместно с представителями китайского командования поставило перед нами ряд новых задач. Выполнение одной из них возлагалось на группу летчиков-истребителей, возглавить которую поручили мне. Требовалось совершить далекий перелет на юг, к побережью Южно-Китайского моря, и провести там несколько штурмовок. А штурмовать предстояло японские наземные части, которые захватили ряд небольших китайских островов.

Наш отряд насчитывал около сорока самолетов. Летели мы через Ганьчжоу, и этот перелет, происходивший над горами, оказался едва ли не более сложным, чем само боевое задание. Японцы не ожидали здесь появления авиации, так что в течение нескольких дней мы обстреливали их из пулеметов, загоняя в скалы и в земляные норы, подавляли их пулеметные гнезда - словом, добросовестно выполняли все, что нам было приказано.

Выполнив поставленную задачу, отряд возвращался назад, в Наньчан. Летели группами, поэтапно. Когда пересекали Южный тропик, я сделал бочку. По ней летчики должны были понять, что пересекаем этот тропик. И вдруг через несколько минут в моей машине забарахлил мотор. Хотелось надеяться, что ничего серьезного не случилось, однако мотор явно не тянул, и пришлось мне совершать вынужденную посадку...

Я приземлился на берегу реки. Меня сопровождали летчики Геращенко и Шименас. Показав им жестом, что до Ганьчжоу буду добираться рекой - другого пути не было, - я сел в лодку, а летчики покачали крыльями и ушли. Мой самолет погрузили на специальный плот.

До Ганьчжоу я, однако, не добрался, попал в какой-то небольшой городок. Оттуда связался с Ганьчжоу и с Наньчаном. Китайские власти из центра передали, чтобы "командира русских летчиков Захарова" встретили со всеми почестями, которые надлежит оказывать "важному гостю". Я нервничал, поскольку подозревал, что мой "гостевой визит" грозит затянуться. На счастье, из-за какой-то пустяковой неполадки в моторе в этом городке совершил посадку Григорий Пантелеевич Кравченко. "Злоупотребив" властью командира, я вылетел в Наньчан на его самолете, а Кравченко предстояло выдержать перегрузку восточного гостеприимства.

Через несколько дней он был уже неплохим знатоком китайских обычаев и мог рассуждать о достоинствах национальной кухни. "Не мог же я подрывать основы дипломатии, - по-своему объяснял свои новые познания Гриша, - вот в течение этих дней и выдерживал многократные перегрузки..." В годы Великой Отечественной войны дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Г. II. Кравченко погиб в воздушном бою.

Курсом на Сиань

К лету тридцать восьмого года состав летчиков-добровольцев в Китае почти полностью был сменен. Я понимал, что скоро сменят и командный состав. Так оно и произошло. Однако на родину я возвращался не совсем обычным путем.

Началось все с воздушного боя, в котором нам удалось зажать и посадить японский истребитель И-96. Мы не могли заполучить эту машину в течение чуть ли не года, и вдруг- такая удача!

Дело обстояло так. Во время боя один И-96 неожиданно стал уходить со снижением, хотя никаких видимых повреждений на нем заметно не было. Я решил, что летчик ранен. Не упуская его из виду, вскоре понял, что истребитель явно идет на посадку, и поспешил следом. Происходило это над ровным степным пространством- условия для приземления были благоприятными. Кроме японца и меня сел еще одни истребитель И-16. Это оказался летчик Тун. В тот момент, когда мы уже приближались к японскому самолету, раздался пистолетный выстрел японец застрелился. Из кабины его самолета потянуло гарью. Я быстро влез на плоскость-это горела карта, горел блокнот, где оказались записи воздушных боев, списки летчиков, живых и погибших. Этот японец оказался командиром группы. Вскоре, осмотрев самолет, мы поняли, почему он вынужден был сесть: у И-96 был поврежден мотор. Если не считать этого повреждения, самолет был абсолютно исправен. Так, наконец, мы заполучили японский истребитель И-96.

Наши техники во главе с неутомимым Леонидом Кальченко быстро привели машину в состояние полной готовности. Об И-96 доложили в Москву, а оттуда и пришел приказ отбыть мне на родину на трофейном самолете.

В течение нескольких дней на аэродроме в Наньчане я облетывал И-96. Потом была составлена специальная программа испытаний, которые всесторонне должны были выявить все качества японского истребителя. Пришлось мне испытывать этот самолет, провести на нем несколько воздушных боев с И-15бис и И-16. Машина была очень легкая, маневренная и, надо признаться, в руках хорошего летчика представляла серьезного противника. Наконец испытания закончились. Наступил день, когда мне следовало отправляться в путь. Я простился с друзьями, обнял Леонида Кальченко, который лично осмотрел машину перед вылетом, взлетел и взял курс на Ханькоу. Вылетал я под вечер, поэтому в Ханькоу приземлился уже в сумерки. Самолет тут же накрыли чехлом и поставили рядом часового.