Алексей Ярцев - Федор Волков. Его жизнь в связи с историей русской театральной старины

Среди поклонников Семеновой нашелся человек, который считал за счастье сделаться ее руководителем. Это был переводчик “Илиады” Н. И. Гнедич, давно и безнадежно влюбленный в Семенову. Понятия Гнедича о сценическом искусстве были старыми даже и для того времени. Его метод заключался в обучении чисто внешним приемам игры, эффектам и вычурной декламации. Сам он, когда желал показать свое искусство, декламировал неистово, с движениями и жестами, на самом деле очень смешными. В таком же направлении повел он и занятия с Семеновой. Самостоятельной работы для нее не было. Она должна была перенимать у своего руководителя, не вдумываясь, интонацию, жесты и весь “механизм” игры.

Как раз в это время приехала в Петербург знаменитая французская актриса Жорж, представлявшаяся Гнедичу идеалом трагической актрисы. Сама возможность соперничать с нею казалась ему пределом проявления таланта Семеновой, а на деле это было его гибелью.

Игра Жорж подробно разобрана С. Т. Аксаковым, и этот разбор необходимо привести, чтобы судить, какое направление принимало под руководством Гнедича развитие таланта Семеновой.

Жорж играла свои роли холодно, без всякого внутреннего чувства. Пластика, мимика и вообще внешний вид красавицы Жорж были великолепны. Но характеры ролей, правдивость их всегда приносились в жертву эффекту. Роль разбивалась ею на части, и в каждой части она выбирала несколько стихов, которыми производила впечатление на слушателей. Для этого у нее были заученные способы. Она тянула, пела сравнительно слабым голосом стихи, предшествовавшие выражению, которому надо было дать силу; вся наружность ее как будто “опускалась”, глаза теряли выразительность и иногда совсем закрывались, – и вдруг бурный поток громозвучного органа вырывался из ее груди, все черты лица мгновенно оживлялись, ее чудные глаза раскрывались, и неотразимо ослепительный блеск ее взгляда, сопровождаемый непередаваемой красотою жестов и всей ее фигуры, довершал “поражение” зрителя. Другие способы были рассчитаны на такие же эффекты. Все мельчайшие интонации голоса, малейшие движения лица, рук и всего тела, всякая складка на ее платье, долженствующая образоваться при таком-то движении, – все было изучено и никогда не изменялось. Жорж не обращала ни малейшего внимания на мысль автора, на общий лад пьесы и на тон реплик лица, ведущего с нею сцену: она одна была на сцене, другие лица для нее не существовали.

Для врожденного таланта Семеновой, носившего задатки художественной простоты, значило разрушать его, насиловать свою артистическую природу подражанием такой актрисе, как Жорж. Но Гнедич не видел в этом вреда для нее и, чтобы лучше показать превосходство Семеновой перед Жорж, перевел для нее вольтеровского “Танкреда”, в котором Жорж славилась ролью Аменаиды, и разучил эту роль с Семеновой.

В апреле 1809 года состоялся этот знаменательный спектакль, на который собрался весь Петербург и приехала сама Жорж. Впечатление, произведенное Семеновой на публику, было по обыкновению сильное, она была признана выше Жорж, но следы занятий с Гнедичем и подражания Жорж были уже заметны. Игра ее, припоминал С. Т. Аксаков, разбиравший ее вместе с Шушериным, слагалась из трех элементов: первый состоял из незабытых еще вполне приемов, манеры и формы выражения всего того, что игрывала Семенова до появления Жорж; во втором – слышалось неловкое подражание Жорж в ее напеве и быстрых переходах от оглушительного крика в шепот и скороговорку; третьим элементом, слышным более других, было чтение самого Гнедича, певучее, трескучее, крикливое, но страстное и, конечно, всегда согласное со смыслом произносимых стихов, чего, однако, он не всегда мог добиться от своей ученицы. Вся эта амальгама, озаренная поразительной сценической красотой молодой актрисы, проникнутая внутренним огнем и чувством, передаваемая в гремящих и сладких звуках неподражаемого, очаровательного голоса, – производила увлечение, восторг и вызывала гром рукоплесканий. После представления “Танкреда” Шушерин с искренним вздохом огорченного художника сказал Аксакову: “Ну, дело кончено: Семенова погибла невозвратно, то есть она дальше не пойдет. Она не получила никакого образования и не так умна, чтобы могла выбиться сама на прямую дорогу. Да и зачем, когда все восхищаются, все в восторге? А что могло бы выйти из нее!” И до своей смерти Шушерин не мог без огорчения говорить о великом таланте Семеновой, погибшем от влияния дурного примера ложного метода декламации Жорж и разных учителей, которые всегда ставили Семенову на ее роли с голоса.

Такой разбор игры Семеновой могли дать лишь опытные люди вроде Шушерина, но публика продолжала восторгаться ее талантом, поэты – писать ей стихотворные панегирики. Бенефисы Семеновой были событиями в театральном мире: драматурги сочиняли и переводили для нее пьесы, публика волновалась и устраивала ей овации. До начала 20-х годов слава Семеновой не меркла, и она одна царила на петербургской сцене. Кроме прежних ролей, репертуар ее состоял из трагедий Вольтера, Расина, Корнеля, Шиллера (Мария Стюарт, Амалия и Семелла), Шекспира (Офелия и Дездемона в шекспировских переделках “Гамлета” и “Отелло”) и других. Играла она и некоторые роли в комедиях, но без обычного для нее успеха. К этому периоду времени относится и начало тесного ее сближения с князем И. А. Гагариным. Связь эта совершенно обеспечивала ее материальное положение, так как она жила вместе с князем, и делала ее независимой. Начатая так блистательно с первых шагов сценическая карьера развила в Семеновой неограниченное самолюбие, нетерпимость ко всякому соперничеству, а жизнь с князем Гагариным давала ей материальную силу поддерживать свое влияние и стремления. Не делая зла другим по доброте своей души, Семенова вступала на путь интриг, когда дело касалось ее славы или самолюбия, а особенно когда на сцене появлялась молодая актриса с задатками крупного таланта.

Так, к началу 20-х годов появилась на сцене известная впоследствии актриса А. М. Колосова. Семенова сначала было отнеслась к ней недоверчиво, но потом, убежденная своими доброжелателями, играла вместе с дебютанткой в “Ифигении в Авлиде”, вышла вместе с нею на вызовы публики и тут же обняла ее. Тем не менее, зависть к успеху молодой актрисы овладела Семеновой. Отчасти поэтому, отчасти же из-за столкновения гордой, не знавшей возражений Семеновой с директором театра, а может быть, и из желания пожить спокойной жизнью вне закулисных интриг, – она в начале 1820 года покинула сцену.

Прошло еще два года. В январе 1822-го был назначен бенефис прежней соперницы Семеновой, Вальберховой, на руках которой была большая семья. Желая ей помочь, Семенова, которую тянуло на сцену, как и всякого сценического деятеля, долго бывшего на подмостках, предложила Вальберховой свое участие в ее бенефисе. Публика, два года не видавшая Семеновой, наполнила театр и дала огромный сбор. Снова успех, снова восторги встретили Семенову, игравшую роль Клитемнестры в “Ифигении в Авлиде”.