Александр Алексеев - Воспоминания артиста императорских театров А.А. Алексеева

XIII

Возвращение Мартынова, — Обед в честь Мартынова, данный литераторами. — Мартынов в драме «Отец семейства». — Последний выход Мартынова. — Известие о его смерти. — Похороны. — Анекдоты про Мартынова.

Поездка и отдых не подействовали облегчающим образом на Александра Евстафьевича: возвратился он в Петербург таким же хворым и слабым, каким и покинул его. Та же тяжелая

одышка, тот же зловещий кашель, та же усталость. Хотя он стал как будто серьезнее лечиться, но докторским советам и настояниям внимал мало. Ему было запрещено частое появление на сцене вообще и в сильных ролях в особенности, но неотложный нужды принуждали его играть и много, и все без разбора. «Разовая» система для него была гибелью; погоня за лишними рублями разрушала его здоровье не по дням, а по минутам.

Вскоре после возвращения Мартынов сыграл новую роль Миши Бальзаминова в новой пьесе Островского «Праздничный сон до обеда», которая представлена была в бенефис талантливейшей комической старухи Линской, неподражаемо игравшей свах. Мартынов был замечательным Бальзаминовым. Пьеса эта выдержала массу рядовых представлений при хороших сборах, но Александр Евстафьевич утомлялся в ней более, чем во всех других пьесах. Вслед за «Праздничным сном» появились две комедии Чернышева: «Жених из долгового отделения» и «Не в деньгах счастье». В обеих пьесах играл Мартынов главные роли — Ладыжкина и Боярышникова. Исполнение было безукоризненное. Мартынов дал такие новые типы, выполненные им с мельчайшими психологическими деталями, что обе пьесы сделались репертуарными и даются как на казенных, так и на частных сценах до сих пор. Своим выдающимся успехом они обязаны исключительно одному Мартынову, буквально превзошедшему себя и игравшему так, что публика рыдала, смотря на несчастного Ладыжкина, поставленного в положение комическое, но переживающего глубоко-драматические моменты. Зрители видели, как под смешной оболочкой жениха из долгового отделения, выставленного в ореоле глупости и трусливой неловкости, проявлялась мучительная душевная борьба. На представления той и другой пьесы публика ломилась в Александринский театр; очень многие ходили смотреть Мартынова в этих ролях по несколько раз: такое неизгладимое впечатление оставлял он своей потрясающей игрой.

После этих успехов петербургские писатели, во главе с Тургеневым и Гончаровым, задумали дать в честь Мартынова обед. Этим обедом предполагалось устроить сближение литераторов с артистами, которое, однако, к глубочайшему сожалению, не осуществилось, а ограничилось только этим товарищеским обедом. Контингент чествовавших родного комика был почти исключительно литературный, а представителем сцены был, кажется, только один виновник торжества. Обед состоялся по подписке; подписавшихся было очень много, что способствовало оживленно и веселости празднества. Было произнесено без счету речей, тостов и спичей, адресованных Александру Евстафьевичу. Он сконфуженно откланивался и от полноты чувств не находил слов для выражения благодарности. Очевидцы говорили, что во все время обеда Мартынов, благодаря своей природной скромности, чувствовал себя так неловко, что, казалось, глядя на него, он не может дождаться окончания всех этих оваций, чтобы удрать поскорее домой.

Александр Евстафьевич возвратился домой крайне растроганным и несколько охмелевшим. Собрав в кружок жену и детей, он со слезами на глазах стал рассказывать им, как чествовали его знаменитые литераторы.

— Очень хорошо там у них, все время за мое здоровье пили, — произнес Мартынов в заключение, — желали со мной в дружбе быть, говорили мне похвалы, но я, все-таки, сбежал от них к вам, мои детки, хотелось скорее придти и поведать, как любят вашего отца…

И впоследствии всегда вспоминал Мартынов об этом обеде с благоговением и особою гордостью.

Автор удачных пьес «Жених из долгового отделения» и «Не в деньгах счастье», Иван Егорович Чернышев, даровитый драматург и очень посредственный актер, написал новую драму «Отец семейства», которую взялся поставить в свой бенефис Мартынов. Роль себе взял бенефициант, не соответствующую своему амплуа, а именно Турбина, не заключавшую в себе ни одного комического штриха, а проявлявшую в каждом слове и жесте черствость, грубость, деспотизм. Однако, он ее сыграл так, что все безусловно признали его большим драматическим актером. При представлении этой драмы публика забывала величайшего комика Мартынова, — пред нею стоял несимпатичный домашний тиран Турбин, мучающий всех и вся и доведший до могилы своего сына. Самые нечувствительные зрители не могли удержаться от слез, и весь театр рыдал, как один человек, созерцая высоко-талантливую прочувствованную игру Александра Евстафьевича.

Это первый пример в летописях русского театра, — впрочем, не только русского, но и европейского, — чтобы один человек был так богато одарен талантами, противоположными друг другу. Комик и трагик— это нечто несовместимое, между тем Мартынов совмещал в себе эти две крайности и был одинаково превосходен как в одном, так и в другом.

Последнею ролью Александра Евстафьевича была роль Тихона в драме Островского «Гроза». Последним его выходом был первый бенефис Фанни Александровны Снетковой 3-й, состоявшейся на Фоминой неделе 1860 года. В ее бенефис повторялась в одиннадцатый раз «Гроза», наделавшая много шуму при своем появлении на сцене. Бенефис Снетковой, очень талантливой актрисы и всеобщей любимицы публики, был удостоен посещением государя и почти всей царской фамилии. Мартынов играл в последний раз перед отъездом своим на юг: его здоровье внушало серьезные опасения, и доктора торопили его покинуть как можно скорее гнилую петербургскую весну и перебраться на свежий воздух. Мартынов превзошел себя в этом спектакле и заслужил шумное одобрение зрителей. Артист взял верх над человеком: он пересилил себя, забыл на мгновение свою боль, заглушил немощные стоны разбитого организма сознанием своего артистического величия и… распростился навсегда с публикой, дорогой публикой, видевшей его первые шаги, зорко следившей за развитием его гения, оценившей и любившей его. Ни сам он, ни зрители не думали, что торжественный бенефис Снетковой в одно и то же время прощальный спектакль Мартынова. Никому и в голову не могла придти такая безобразная мысль, что он видит эту признанную красу театра в последний раз. А если бы у кого и мелькнуло это подозрение, то он постарался бы разогнать его, как нечто для себя крайне неприятное…

Имея целью своего путешествия южный берег Крыма, Мартынов отправился туда по собственно начертанному маршруту, по которому предстояло околесить массу как бы попутных городов. В этих, якобы, попутных городах он играл для того, по его словам, чтобы окупить расходы по путешествию. И вот вместо поправления здоровья он больше его расстраивает и, наконец, совершенно лишается сил. Об его артистическом турне нам, оставшимся в Петербурге, ничего не было известно, и мы спокойно поджидали его возвращения к открытию зимнего сезона, традиционно состоявшемуся 16-го августа. В этот самый день вдруг приходить телеграмма из Харькова с известием, что Александра Евстафьевича не стало. Это произвело сильное впечатление на весь Петербург, по которому тотчас же разлетелась печальная весть, и все были поражены неожиданностью. Театральный мирок тоже проникся искреннею скорбью. Все его нелицемерно сожалели и вопреки закулисным нравам, не находили ему преемника. Александр Евстафьевич был счастливейшим человеком — он не имел врагов, со всеми был одинаково хорош, и все одинаково его любили и даже обожали. В нашем кругу это такая редкость, которая заслуживает особенного внимания и требует упоминания в театральных летописях. Не даром сложилась поговорка, что актер без интриг — это тоже, что адвокат без портфеля…