Михаил Болтунов - Золотые звезды «Альфы»

1983 год. Одного из армянских диссидентов, который давил на руководство СССР, чтобы оно воевало с Турцией за возвращение части Армении, лишили советского гражданства.

Нам приказали: доставить его в Эфиопию и передать нашей разведке в этой стране, то есть сотрудникам Первого главного управления.

Прилетели в столицу Эфиопии, нас вместе с диссидентом поместили в прекрасную гостиницу «Хилтон». Денег, насколько я понимаю, наше правительство отпустило достаточно для удовлетворения его нужд. Ну, а мы, куда деться, при нем. Думали, быстренько передадим и назад, домой. Но поездка затянулась на десять дней. И вольно или не вольно нас втянули в оперативную игру.

Оказалось, имела место какая-то нестыковка, эфиопы не хотят его принимать, говорят, мол, отпустите — пристрелим.

А диссидент рвется к американцам. Мы жили с ним в одном номере, и вот он говорит: «Толя, я лишен советского гражданства, так? Да, так. Но здесь я — свободный человек. Здесь не Советский Союз».

Что тут ответишь?? Он прав с его точки зрения. А как насчет угрозы эфиопов? Представьте себе, Верховный совет СССР лишил его гражданства, сотрудники КГБ вывезли в Эфиопию, и тут он погибает. Крик на весь мир, кэгэбешники убрали диссидента. Кто конкретно? Сотрудник группы «А» Анатолий Савельев с подручными. Вот такая ситуация.

В общем, диссидент ищет встречи с американцами и с армянами (там достаточно большая армянская диаспора), пишет записки и оставляет их во всех туалетах в отеле, в ресторане. В них он сообщает, дескать, я такой-то, живу в таком-то номере под надзором КГБ. Мы эти записки изымаем.

Удержать его силой невозможно. Не будешь же крутить руки на глазах у всех и тащить в номер. Как-то идем с ним по отелю, навстречу — молодая девчонка-шведка. Он подбегает к ней, начинает что-то говорить. Не хватать же его.

Она смотрит на меня, показываю глазами — уходите.

На следующий день он опять, увидев ее, бросается навстречу. Тут она на русском языке ему говорит:

— Уходите, я с вами не хочу говорить…

Словом, за эти десять дней, пока пэгэушники думали, куда его деть, было немало оперативных мероприятий. И всюду надо было думать, убеждать диссидента, переигрывать. И главное относиться по-человечески. Враг он — не враг…»

А тем временем прошел день, два, три, четыре… Диссидент начинает волноваться, теряет самообладание. Все больше наступает на Савельева, мол, я в другой стране, свободен, почему вы меня держите?

А тут еще раздается звонок из посольства, от сотрудника местной резидентуры:

— Анатолий, твоего подопечного надо срочно увезти из гостиницы. Сегодня армянская диаспора устраивает в ресторане отеля «Хилтон» банкет. Ты уверен в безопасности, если его армяне к себе заберут?..

Странный вопрос. Какая уверенность — чужая страна, а их всего четыре человека. Но с другой стороны, как его увезти из отеля — не связывать же.

Ладно, собрался с духом, стал уговаривать диссидента. А пэгэушники организовали поездку в прекрасное местечко километрах в двухстах от Аддис-Абебы, сняли маленькую гостиницу, заказали там ресторан. Словом, райскую жизнь на денек.

Поездка и вправду оказалась замечательной. Анатолий Николаевич потом часто вспоминал живописный уголок в горах, с маленькой комфортабельной гостиницей, с радоновым бассейном, рестораном. Искупались, пообедали, пообщались, отдохнули. Подопечный тоже был доволен. А когда возвратились в столицу, в отель, армяне уже уехали. Оперативная задача была успешно решена…

После того как Савельев закончил рассказ, я поинтересовался, какова же судьба его подопечного, неизвестно?

Анатолий Николаевич усмехнулся:

— Почему же неизвестно. Он сейчас в Армении, в Верховном совете республики заседает.

Вот такое оперативное задание. Как говорят, слов из песни не выкинешь. Судьба проверяла его в разных жизненных ситуациях. И всюду он был выдержан, дипломатичен, умен.

Иному этих качеств хватило бы за глаза, а Савельев обладал еще одним, крайне важным для сотрудника подразделения специального назначения качеством — смелостью.

Только смелость помогла Савельеву со своими ребятами, рискуя собой, спасти жизни наших солдат. Это уже был второй выезд в Афганистан, так называемая стажировка в составе десантно-штурмовой маневренной группы погранвойск.

А случилось следующее: крупную банду моджахедов загнали в ущелье. Маневренную группу поделили на заставы, и они закрыли ущелье сверху. Снизу банду гнал известный в ту пору офицер— пограничник Юрий Лопушко. Это за его голову моджахеды давали награду в тысячу афганей.

И вдруг в бою на одной из застав гибнет офицер. Второй, молодой офицер струсил, отказывается командовать. Подразделение остается без управления.

Лопушко приказывает штабу поднять взвод и во главе с командиром бросить в помощь заставе. А в штабе из офицеров всего двое — «зеленые» лейтенанты. Один так и заявил Савельеву: мол, куда идти, не знаю, без компаса, без карты, ночью в горах… Вот рассветет — пойдем.

Но до рассвета погибнут люди.

Пограничники не знали, что за бойцы приехали к ним на стажировку, но оберегали, вперед не пускали. Однако тут положение безвыходное, да и Савельев настаивал. В конце концов, Лопушко сдался.

«Мы пойдем, сказал я тогда, — вспоминал Анатолий Николаевич. — Единственное попросил — передать ребятам, чтобы трассирующими пулями направление указывали.

Когда есть карта — все ясно. А когда ее нет, да еще ночь, да все время оказываются две дороги! Идем — развилка. Прошу дать трассер. Дают в направлении левой дороги. Поворачиваем туда. Оказывается, это просто тропа, которая вела к сельхозучастку. Смотрим, дорога пошла вверх и сразу обрыв…

Ноги начинают скользить в темноте, чувствую — падаю в пропасть. Внизу, где-то далеко, на нашей границе, мелькают огоньки в бездонном черном мраке.

Лезу вверх, попадаю на отрицательный склон и чувствую — ползу вниз. Схватиться не за что. Только успел крикнуть ребятам: «За мной не ходить!» Иначе сам упаду и их потащу за собой.

Скользил в пропасть, и состояние какое-то странное было, словно не в реальном времени: надо мной звезды громадные, внизу — огоньки далекие. А земля уходит из-под ног.

Посмотрел на далекую Родину, попрощался мысленно. Схватился за один камень — отходит, за другой — то же самое. Ну, думаю, все, конец.

Кстати, интересно, никогда этот случай жене не рассказывал. А она однажды поведала мне, что в одну ночь, когда я находился в Афгане, ей было очень плохо.