Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

Чего только не насмотрелся мальчишка-приблуда на кладбище! Хоронили по-разному. Бывали случаи, когда терявшие сознание матери падали в обмороке с края могилы прямо в свежевырытую черную яму, некоторых невозможно было оторвать от крышки гроба. Много леденящих душу картин безутешного человеческого горя промелькнуло перед глазами подростка, немало скорбных процессий увидел он, открывая ворота кладбищенской ограды. Хоронили здесь разных людей — старых и молодых, красноармейцев и детей, больших начальников и скромных обывателей. И все же одни похороны особо врезались ему в память.

Было это в сентябре 1919 года. Перед обедом на кладбище пришла группа красноармейцев с лопатами. Облюбовав место на песчаном грудке, принялись за работу. Крутившийся возле них парнишка слышал разговоры, которые вели между собой красноармейцы во время перекуров. Говорили о поезде, на котором везут убитого командира. Прибытие поезда ожидалось к вечеру. Бойцы, недовольные малопривлекательным занятием, вполголоса поругивали командиров: пассажирский поезд прибывает обычно утром, вечером приходит товарняк, не повезут же на нем убитого — больших военных начальников, даже мертвых, возят обычно в их собственных вагонах. По всему видно, красноармейцы обслуживали какой-то высокий штаб, отсюда их хорошая осведомленность в том, кому что положено даже после смерти.

И тем не менее гроб с телом командира доставил приползший к вечеру усталый товарняк. Похороны состоялись в тот же день. Помощнику кладбищенского сторожа бросилось в глаза, что гроб был цинковый, запаянный. Его опустили в яму, вырытую бойцами комендантского взвода, военные, сопровождавшие в пути тело своего командира. Траурный митинг продолжался недолго. Прощальные речи произносили только приезжие. От местных не выступил никто. Трижды слились в салютных залпах хлопки револьверных выстрелов — их тоже производили только прибывшие. Они же установили на холмике свежей земли деревянное надгробие с фамилией погребенного.

Фамилия ничего не говорила ни кладбищенскому сторожу, ни тем более его малолетнему приемышу. Правда, она была необычной, но за время жизни у старика-смотрителя парнишка слышал и не такие. Привык к венгерским, немецким, словацким, китайским. Поэтому в мальчишескую память врезалась не столько редкая фамилия командира, сколько запаянный цинковый гроб. Ни до, ни после этого случая мальчонке не приходилось больше видеть подобных гробов. Хоронили обычно в деревянных.

Ну, как не дать волю досаде по поводу нерасторопности человека, волей случая оказавшегося свидетелем похорон одного из героев Гражданской войны, вокруг жизни и смерти которого сегодня кипят горячие споры. Прояви мальчишка элементарное человеческое любопытство, и одним белым пятном в истории было бы меньше. Казалось бы, все должно возбуждать вопросы: и потрясший воображение, невиданный в здешних местах цинковый гроб, привезенный издалека, за тысячи километров от места, где погиб красный командир, и доставка тела в простом товарном вагоне — не по рангу погибшего, и торопливое, весьма скромное погребение силами сопровождающих. Но история не признает сослагательных наклонений. А реальная данность такова: фамилию похороненного в запаянном цинковом гробу красного командира повзрослевший приемыш кладбищенского сторожа вспомнил только через полтора десятка лет, когда на экраны вышел одноименный кинофильм и песню про его героя подхватила вся страна.

Бывший беспризорник в зрелые годы не отличался сентиментальностью, но на кладбище иногда заглядывал — подправлял могилку своего спасителя, который к тому времени уже пребывал в лучшем из миров, опрокидывал по старинному обычаю стопочку-другую за помин его души. Находясь в философско-эллегическом состоянии, располагающем к размышлениям о вечном, медленно прохаживался вдоль могильных холмиков, насыпанных когда-то на его глазах и нередко при его участии. Подолгу сидел у могилы знаменитого красного командира, красивую песню о котором с упоением пели пионерские отряды, не подозревая, что тот, у кого «голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой земле», покоится вот здесь, под этим незаметным, почти сровнявшимся с поверхностью земли холмиком, на котором уже не осталось ни надгробия, ни фамилии.

Ты правильно догадался, проницательный читатель, речь идет о Щорсе. Назову и фамилию беспризорника, прибившегося в голодном девятнадцатом году к кладбищенскому сторожу — Ферапонтов.

Увы, это горькая, беспощадная правда — в течение тридцати лет могилу Николая Александровича Щорса, похороненного второпях на городском кладбище в Самаре, не навещал никто: ни жена, ни другие родственники, ни боевые товарищи. Поразительно, но факт: куйбышевская красногалстучная пионерия, вдохновенно оглашая воздух куплетами о шедшем под красным знаменем командире полка, искренне восхищаясь его подвигами и рисуя в воображении романтический образ пламенного, но абстрактного, бестелесного героя, слыхом не слыхала, что его останки покоятся в каких-то ста метрах от их праздничных колонн. Не подозревали об этом и сотни тысяч взрослых горожан. Так что не будем столь строги к знакомому нам гражданину Ферапонтову, когда он, помянув стопочкой-другой добрую душу приютившего его сторожа, и будучи настроенным на философские раздумья о бренности и скоротечности всего земного, заглушал закипавшие внутри чувства при виде заброшенной могилы любимого всем советским народом героя очередной граненой стопочкой. Испытанный прием, распространенный на Руси среди многих думающих людей, отвлекал от тяжких дум, но ненадолго.

Узнав из газеты «Известия», что поиски гроба Щорса прекращены из-за невозможности установления его места захоронения, наш сообразительный соотечественник сразу понял, что к чему. Если из самой Москвы вышел такой приказ, попробуй ослушаться. Газетка-то от 13 марта 1937 года. Хватали всех без разбору. Как говорится, береженого Бог бережет. Лучше помалкивать в тряпочку, а то высунешься на свою голову. Прекратили поиски — значит, так надо. Ищут где? На кладбищах. К нему не приходили. Может, потому и воздухом дышит, стопочку принимает, что нигде не высунулся, не засветился. Если понадобится, сами придут. Быть не может, чтобы никто из щорсовцев не знал, в каком городе похоронен их командир.

Законопослушный Ферапонтов был прав. К нему пришли. Правда, через двенадцать лет. В 1949 году, в середине июня, гражданина Ферапонтова пригласили в горисполком и вежливо поинтересовались, не может ли он указать место захоронения героя Гражданской войны Щорса. Ферапонтов подумал и сказал, что попробует.