Христиан Девет - Война буров с Англией

Но тут мне представилась возможность разрушить железную дорогу. Это была единственная линия, по которой лорд Робертс перевозил несметное количество провианта, необходимого для его тысячного войска (в это время железнодорожная линия Наталь — Делагоабай была еще в нашем распоряжении). Поэтому' я считал, что какою бы то ни было ценою, но нам нужно было бы разрушить сообщение англичан. Для этого я решил перейти железную дорогу через мост на реке Реностер у Левспрейта, только что исправленный англичанами, и затем утром напасть на английские колонны, которые снова заняли свои позиции у моста через Реностер и у Роодеваля.

Буры вообще мало пускали в ход военные хитрости, а в частности, мало разрушали пути сообщения англичан, проще же говоря, бюргеры плохо исполняли приказания начальников, относившиеся к разрушению железнодорожных путей. Если бы это было иначе, то с лордом Робертсом случилось бы то же, что произошло с самаритянами в Самарии, т. е. он со всеми своими десятками тысяч войска подвергся бы страшной опасности умереть с голоду. Лорд Робертс был очень мало проницателен; он слишком много рассчитывал на случайности, которые его, собственно говоря, и спасли; не будь их или, вернее сказать, не будь непослушания бюргеров при исполнении наших приказаний, большому лагерю в Претории не избегнуть бы голодной смерти.

Я сговорился с генералом Фронеманом с вечера, что он перейдет железную дорогу у Левспрейта и утром нападет на англичан с востока; я же в это время подойду с другой стороны к ферме Родепорт, спрячусь с одним орудием Круппа и нападу на неприятеля с запада, лишь только услышу его стрельбу с востока.

Но этого не случилось. Генерал Фронеман, подойдя к железной дороге ночью у Левспрейта, нашел уже там англичан, и сражение произошло не утром, а ночью. В это время, с юга подошел поезд, в который бюргеры так сильно стреляли, что он должен был остановиться. Генерал Фронеман приказал штурмовать поезд, но бюргеры этого не сделали.

Если бы они тогда это сделали, то лорд Китченер был бы в наших руках!

Никго не знал, что он находился в этом поезде, и мы только позднее узнали, что он, пользуясь темнотой (а ночь была очень темная), выскочил из поезда и, сев на лошадь, которую ему свели с платформы, ускакал.

Вскоре после этого поезд пошел дальше.

Таким образом был упущен редкий случай.

Генерал Фронеман все-таки справился с оставшимся у железнодорожного моста прикрытием и взял в плен 28 англичан.

Кроме того, он сжег временный мост, построенный после того, что был взорван постоянный.

Здесь было взято в плен 300 кафров. Они утверждали, что у них не было оружия и что они только работали над починкой железной дороги. Хорошая отговорка! Вероятно, у них было оружие, которое они преспокойно повыкидывали, пользуясь непроглядной тьмой ночи, но так как мы наверняка этого не знали, то мы поступили в данном случае, соображаясь с принципом, что лучше отпустить на волю десять виновных, нежели заставить одного невинного понести наказание.

Генерал Фронеман отошел к востоку от Дорндраи, очень довольный тем, что сжег мост и взял пленных, но забыв совершенно обо мне.

А я ждал все утро, помня наш уговор, что он начнет стрелять с востока; но ничего не происходило. Мои позиции были не из выгодных, и нападать в одиночку с запада я не хотел, боясь неудачи.

Было 10 часов.

Наконец, показались английские разведчики. Четверо из моих бюргеров стали стрелять в них: один был убит, остальные взяты в плен. И все еще генерал Фронеман не давал о себе знать.

Тогда я, раздумывая, что бы это такое могло значить, пришел к заключению, что произошло какое-нибудь недоразумение между мною и генералом Фронеманом и что я должен сам искать выхода. После этого я приказал стрелять в неприятеля из крупповского орудия. Со стороны же генерала Фронемана все еще ничего не было слышно.

Тогда я приказал выступать, пройти через ближайший холм к северо-западу — и затем штурмовать у Левспрейта. Каково же было мое изумление, когда мы не встретили никакого неприятеля и ничего не пришлось предпринимать. Только поздно вечером я нагнал генерала Фронемана, и он рассказал мне, как было дело.

На следующий день я отослал 1200 пленных англичан и кафров в лагерь президента, к востоку от Гейльброна, а сами мы отправились к Слооткраалю у реки Реностер. Там мы спрятались на ночь и на следующее утро ушли к цепи холмиков у Эландслагдее в ожидании встречи с большими силами англичан, выступивших из Вредефорта к Гейльброну.

Я думал, что если представится возможность выиграть значительное сражение, то мы должны идти на это, если нельзя — то должны держаться там по возможности долго и затем отступить. Если бы бюргеры послушались меня, то мы, и не выиграв сражения, все-таки нанесли бы неприятелю тяжелый урон. Но все вышло совершенно иначе.

Английская конница подошла без предварительных разведок. Мы занимали позиции направо и налево от дороги, по которой они шли, и я отдал приказ, чтобы бюргеры подпустили англичан совсем близко к нашим укреплениям, отстоявшим одно от другого на 300 шагов, и затем начали бы в них стрелять с двух сторон.

Но бюргеры этого не сделали. Они стали стрелять прежде, чем англичане подошли, на расстоянии большем, нежели 400 шагов.

Тогда англичане повернули назад и, отъехав на 1500 шагов, спешились и стали в свою очередь в нас стрелять. Но так как у них не было прикрытия и они все равно не могли бы выдержать нашей стрельбы, то они там и не остались. Сев снова на лошадей, они отъехали еще на 3000 метров назад к тому месту, где стояли их орудия. После этого началось обстреливание всего ряда холмиков, на которых мы расположились. Наши три крупповские пушки действовали хорошо, и мы бы долго еще выдерживали, если бы не подошли англичане еще из Гейльброна и не стали бы осыпать нас сзади лиддитными бомбами.

Очутившись между двух огней, мы должны были отступить. К счастью, у нас не было потерь.

Мы отошли сперва к югу, чтобы укрыться от пушечных выстрелов, а затем повернули на восток, по направлению к Гейльброну. Тем временем, к нашей радости, село солнце.

Закат солнца! Сколько раз он и впоследствии выручал нас! Сколько раз снимал свинцовую тяжесть с нашей груди! Случалось, конечно, иногда, что закат солнца служил нам не в пользу, но в большинстве случаев он являлся спасением бура.

Мы вернулись впотьмах к нашему маленькому лагерьку, на юг от Слооткрааля, и спрятались там на весь следующий день. Здесь коммандант Нель оставил свой пост, и вместо него кронштадтскими бюргерами был выбран Франц ван-Аард. Ночью мы пошли в Паарденкрааль, в 20 милях к северо-востоку от Кронштадта, и остались там до вечера 19—20 числа, когда я, собираясь снова разрушить железнодорожный путь, разделил моих людей на три части. Подошедшего ко мне в это время комманданта Я. Оливира я послал к станции Гонингспрейт, генерала Фронемана — к Америкасидингу, а сам отправился к Серфонтейну. С наступлением дня генерал Фронеман взорвал железную дорогу в одном месте, а я в другом; одновременно были повреждены и телеграфные столбы. Сперва каждый столб простреливался, затем уже его легко было свалить на землю.