Марсель Мижо - Сент-Экзюпери

В 1927 голу прославленный военный летчик Нэнжессер со своим механиком Коли вылетели в сторону Североамериканского континента на белом самолете со зловещими знаками на фюзеляже: черный гроб, черные свечи, черные скрещенные кости. Через несколько часов полета моряки с одного из кораблей увидели в волнах обломки белого крыла...

Еще не утих газетный шум, вызванный гибелью Нэнжессера и Коли, когда с американского аэродрома вылетел другой маленький почтовый самолет и взял курс на Европу. Никому не известный двадцатипятилетний почтовый летчик Чарльз Линдберг понадеялся на выносливость своей рядовой машины. Через тридцать часов непрерывного полета сквозь бури и снег он стал известен всему миру. Он совершил подвиг, потребовавший таких фантастических усилий, с которыми не сравнится ни один из подвигов будущего, разве только рейсы космонавтов. Техника была еще далеко не на высоте, вся тяжесть осуществления задачи ложилась на уменье летчика и на его нервы.

Это был прыжок в завтрашний день.

Ни одна авиационная компания в это время не могла еще обещать людям доставку почты через океан. Латекоэр готовился к этому. Но пока что в Дакаре почту, предназначенную для Буэнос-Айреса или Сант-Яго, перегружали с самолетов на быстроходные посыльные суда. А на южноамериканском берегу почту уже ждали самолеты, те же самолеты Латекоэра, те же летчики – победители пустыни. Помимо всего, для того чтобы установить воздушную связь с Южной Америкой, требовалась не только техника. Нужно было завоевать расположение латиноамериканских стран.

В 1924 году блестящий пилот капитан Руаг пересек на корабле Атлантический океан с несколькими летчиками, самолетами, запасными частями. Авиационная миссия компании «Латекоэр» вступила на землю Аргентины. То, что капитан Руаг предложил аргентинцам, показалось им похожим на романы Жюля Верна и Уэллса. Одних замыслов, разумеется, было недостаточно для организации линии над лесными дебрями Аргентины, над возвышавшимся на пять километров барьером Кордильер, над голыми скалами Огненной Земли. Нужны были энтузиасты. И вот однажды на набережной Буэнос-Айреса Руага остановил изящно одетый господин с гордым лицом испанского гранда.

– Альмонасид! – воскликнул Руаг.

Это и был тот энтузиаст, которого не хватало для успеха дела. Виценте Альмандос де Альмонасид за время первой мировой войны стал не просто героем авиации, а прямо-таки сказочным героем. О его военных приключениях рассказывали легенды. Доброволец французской авиации в 1914 году, Альмонасид первым стал летать ночью. На родине после войны его ждала слава национального героя. Он не отказался от самолета и после войны: на военном истребителе он перелетел вершину Аконкагуа высотой в семь тысяч метров.

Альмонасид представил Руага президенту республики Альвеару, после чего французы получили полную возможность летать над материком и пользоваться площадками для промежуточных посадок, которые надо было сначала оборудовать, чтобы установить регулярные рейсы. Не обошлось и без скрытого противодействия: аргентинские офицеры были настроены далеко не дружелюбно к Франции; военные кадры страны готовила Германия. Но даже их противодействие разрешено было самым романтическим способом. Узнав, что один из полковников авиации повинен в недружелюбных действиях по отношению к французским летчикам, Альмонасид вызвал его на дуэль. И хотя этот полковник был чемпионом фехтования, а летчик никогда в жизни не держал в руках шпаги, полковник был посрамлен. Достаточно было одного этого рыцарского эпизода, как общественное мнение страны полностью перешло на сторону французских летчиков. Отныне каждое новое начинание Линии Латекоэра над дикими землями молодых стран встречали с восторгом. Мермоз и Гийоме, прежде чем стать известными у себя на родине, стали национальными героями Латинской Америки.

Пилоты Ваше, Амм, Лафэ связали две столицы – Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айрес. Затем трасса протянулась до Натала. В Бразилии компанию встретили новые затруднения. Бразильские промышленники не хотели допускать Латекоэра в свою страну, хотя сами и не могли наладить связь между всеми странами материка. Начинание Латекоэра впервые оказалось под угрозой. Он вложил в латиноамериканскую линию больше двух миллионов франков. Шел уже 1926 год, и первые дуновения грядущего кризиса давали о себе знать, и прежде всего там, где предприниматели шли на риск, не считаясь с затратами.

Тогда Латекоэр, не видя других возможностей поддержать пошатнувшееся дело, обратился к промышленнику и финансисту Буйю-Лафону, французу, осуществлявшему в Бразилии громадное строительство зданий и прокладывавшему дороги. Он предложил этому крупному дельцу вложить в линию свои капиталы, обещая большие выгоды в будущем. Буйю-Лафон выслушал Латекоэра со смехом. Однако, просматривая цифры проекта, он скоро перестал смеяться. Его поразили не только очевидные экономические выгоды предприятия, но и размах замыслов Латекоэра, осуществить которые тому было уже не под силу. Покрыть пять тысяч километров почти девственных земель воздушными линиями – это импонировало широкой натуре Буйю-Лафона – строителя небоскребов, портовых сооружений, шоссе и железных дорог в джунглях.

Со свойственной ему энергией финансист-предприниматель принялся строить аэродромы вдоль всего побережья Атлантики. Латекоэр в Тулузе готовил для новой линии новые самолеты. Лучшие пилоты линии Бедриньян, Пиво. Жан Мермоз, Томас были посланы в Южную Америку.

– Мермоз назначается главным пилотом! – объявил директор новой линии Пранвиль.

– Что это значит? – спросил летчик. – Вместо того чтобы летать, я буду сидеть в конторе? Нет уж, позвольте мне летать.

И Мермоз, равный теперь по должности самому Дидье Дора, совсем иначе повел дело. Он поддерживал дисциплину и мужество на новой линии своим собственным мужеством, своей собственной готовностью вылететь в любой день и в любой час на поиски пилота, потерпевшего аварию. Он сам, придерживаясь установленного расписания, доставил в Натал первую почту из Буэнос-Айреса, предназначенную для Европы.

– Нужно, чтобы почта доставлялась быстрее, – заявил он Пранвилю. – Мы и без того теряем неделю в Атлантике. Нужно летать ночью.

– Но ведь ночные полеты составляют исключение даже на хорошо налаженных линиях, с оборудованными аэродромами, – возразил директор. – А мы здесь из-за тропических шквалов и днем непрерывно рискуем!

– Беру риск на себя, – сказал Мермоз.

Он первым вылетел ночью. На промежуточных посадках горели три бензиновых факела. Впервые почта из Рио-де-Жанейро в Буэнос-Айрес была доставлена за одни сутки. Обычно на доставку почты уходило пять суток...