Юлия Андреева - Букет незабудок

Иными словами, японским зрителям еще повезло. Ведь Сухотин взял пчел со своей пасеки еще живыми, и не исключено, что изначально намеревался представить их публике именно в таком виде.

Через два года история с «ароматным» перформансом повторилась:

На вручение премии «Летающие собаки 2010» поэт Михаил Сухотин не явился, в означенный день его попросту не было в Москве. Тем не менее, он не забыл о мероприятие и даже заранее попросил Анну Голубкову повесить на спинку одного из стульев первого ряда табличку с цитатой из «Мертвых душ»: «Увидевши возле них пустой стул, он тотчас его занял». Она сделала все в точности и потом еще предлагала желающим все же занять отмеченный Сухотиным/Гоголем стул. Предполагая подвох, стул обходили стороной, и только храбрец Чемоданов украсил его сиденье своей шляпой и черными очками.

Сначала рецензию отсутствующего Сухотина на Байтова прочитал Сергей Соколовский. По свидетельству Светы Литвак, это была достаточно старая рецензия, опубликованная как стихотворение еще в декабре 2004 года в журнале «Декабрь» (этот журнал она сама и издавала, так что никакой ошибки).

Не стану приводить сие произведение полностью, но вот, небольшой отрывок:

когда я говорю «г», то всегда имею в виду «р»,если я сказал «в», знайте: это «л».Однако же мое «д» есть только пятая буква родного алфавита,в то время как «д» Байтова значит «дуэль».

После на сцену был приглашен Николай Байтов с ответным словом. Все шло по плану. Николай занял место выступающего, после чего объявил, что предполагает содержание рецензии Сухотина какой-то тайнописью, которую он, Байтов, никак расшифровать не может, после чего прочитал свой ответ:

Долг поэта я честно выполняю.Только что означает это «честно»? —Если честно сказать – не понимаю.Часто думаю над этим, но тщетно.Если я не лентяй и не мошенник,я, наверное, могу быть спокоен?Упрекнет ли кто, что я – не волшебник?Нет, мне кажется, здесь что-то другое…Вдохновение, восторг, звуки, ритмы,долг, призвание, талант, совесть, зависть —вот казнить бы все Оккамовой бритвойи неслыханное нечто добавить!

Остановившись, он медленно извлек из нагрудного кармана рубашки, нечто сильно напоминающее ручную гранату, и крепко зажал ее в руке. Зал притих. «Из кулака торчало нечто черное, похожее на чеку ручной гранаты. Байтов повернул рычажок. Присутствующие замерли. Затем с возгласом «Вот это – Сухотину!» НБ резко шагнул к стулу с цитатой из Гоголя.

Из кулака пшикнуло, зал ахнул, задние ряды устремились к выходу. Байтов «выстрелил» второй раз, попав на шляпу и очки Чемоданова. Затем развернулся к сцене и с криком: «Вот это – жюри!» новоявленный террорист прыснул в сторону сидячих в президиуме Сергея Соколовского и Аркадия Штыпеля. В этот момент за общей паникой кто-то сообразил, что «граната» заряжена одеколоном. (Как выяснилось впоследствии, используемый во время своего арт-террористического действа флакон в форме гранаты был французской туалетной водой KELLY, подаренной поэту накануне дочерью Светы Литвак Анной).

Сообразив, что Байтов собирается опрыскать его не нервно-паралитическим газом, а всего лишь парфюмом, Соколовский откинулся назад, причитая тоненьким писклявым голоском: «Не надо! Не надо!». Что же до Штыпеля, то последний отнесся к ароматизации своей особы более чем благосклонно. После чего Байтов ринулся к учредителям премии и подверг арома-обработке А.Голубкову и А.Пермякова.

Наблюдавший со ступенек сцены за происходящим незнакомец, вальяжно протянул уже немного поостывшему Байтову свою пивную кружку, попросив прыснуть туда. После чего, пил, нюхал, смакуя и предлагая отведать получившейся дивный нектар всем и каждому.

Так закончился «Парфюрманс» Николая Байтова, посвященный столетию перформанса и являющейся ответом Михаилу Сухотину и его «вонючим» пчелам.

В чужие землисо своим солнцем.

Как-то раз Александр Дюма-отец был вызван на дуэль. Но одно дело стоять друг против друга, смотря смерти в глаза и мечтая только о том, чтобы рука не дрогнула. Дюма принял бы подобный исход, даже не подумав, что в него, человека крупного, попасть априори легче, нежели в его соперника. Но… пистолет был только один, и участникам дуэли было предложено тянуть жребий. Тот, кто вытягивал «смерть», должен был выйти в соседнюю комнату, и там, подальше от посторонних глаз, застрелиться.

Получив свой несчастливый жребий, Дюма, как и было предписано, удалился в другую комнату. Через некоторое время раздался выстрел. А вслед за ним из соседней комнаты здоровый и невредимый, показался и сам писатель. «Я стрелял, но промахнулся», – объяснил он произошедшее.

Знакомая психологиня пригласила зайти к ней на чай. А пока чашки расставляла, да печенье в вазочку насыпала, возьми и шепни на ухо. Мол, спроси у ее сынишки, что это за мода нынче пошла, что ни день со свежим фингалом из школы приходит. Она конечно медицинский психолог, кого хочешь разговорит, но тут особый случай: Артемка мамины способы дознания с пеленок вызубрил и теперь молчит или отшучивается. «Он к тебе нормально относится, может, поделится».

Киваю, иду в комнату Артема. Под глазом синяк, на скуле кровоподтек… м-да…

– Привет, – говорю, подсаживаясь. – Как жизнь? Что это у тебя, бандитская пуля?

Первоклассник скорбно вздыхает, с неохотой откладывает толстую книгу фантастики и, проникновенно заглядывая мне в глаза, с профессиональной учтивостью работника психдиспансера:

– Тетя Юля, вы хотите об этом поговорить?

Я минут пять не могла отсмеяться. Детеныш психолога!!!

Однажды поэт Смир спешил по каким-то своим смирским делам и вдруг увидел его. Старое видавшее виды кресло о трех львиных ножках с некогда золоченой спинкой и живописно торчащими из сидения пружинами, точно стесняясь, ютилось за помойными баками на проспекте Большевиков.

Кресло выгнали из дома, который оно уже привыкло считать своим.

Смир опаздывал, а старое кресло жалобно поглядывало в его сторону, стесняясь попросить помощи.

«А ведь и правда, дети поломают, дворники затолкают в бак, да мало ли…», – подумал Смир и услышал:

– Спаси меня, Саша, я тебе еще пригожусь, – заискивающе проскрипело кресло.

– Да что ты можешь, без ножки-то? – развел руками Смир, забыв при этом удивиться. С неба летели крупные хлопья снега.

– Давай я тебя лучше подальше за помойку задвину, а на обратном пути заберу?