Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

В самом широком месте долина достигала только 800 ярдов. Орудия, повозки и пехота, наполнявшие долину, были в самом беспомощном смятении, и японцы занимали по отношению к ним такое же командное положение, какое занимает в театре галерея над партером. Однако, несмотря на все это, вечная слава русским: они отказывались сдаться, и в то время, когда некоторые из них старались вырыть себе закрытия, другие пытались уйти через северную вершину холма-бритвы. Эти последние были все перебиты. Японский офицер говорил мне, что ему противно было смотреть на избиение этих несчастных. Они могли только очень-очень медленно подниматься вверх по крутому скату, а их поражали из сотен ружей с вершины высокого холма, что к востоку от дороги. Каждому охотнику противно стрелять по дичи при таких условиях, а по отношению к своим ближним нет другого выбора, как или брать в плен, или же убивать… Русские орудия стреляли по всем направлениям и храбро поддерживали огонь, но выстрелы их становились все реже и реже по мере того, как прислуга ложилась у орудий. Ружейный огонь тоже стихал понемногу, но так как русские продолжали окапываться, то нужно было с ними покончить. Поэтому генерал Ватанабэ приказал 10-й роте 4-го гвардейского полка пойти в штыки. В это время взвился белый флаг.

Я хотел бы знать: удалось ли мне мое повествование настолько, чтобы сделать дальнейшие комментарии излишними? Недостаток места не позволяет мне дополнить мои воспоминания. Однако трудно удержаться, чтобы не повторить уже сделанного предположения: что бы случилось, если бы русские убрали свою артиллерию в самом начале к высоким холмам в тылу? Там они были бы вне выстрела японской артиллерии, а дальнобойность их позволила бы забросать достаточным количеством шрапнелей как берега р. Ялу и р. Айхо, так и промежуточные острова. Русская артиллерия могла бы даже и не скрывать своих позиций и не прибегать к стрельбе по невидимой цели. Комбинацией этого последнего способа стрельбы и прицельного огня русские могли бы продольно обстреливать линию р. Айхо и принести большую пользу своей родине, несмотря на численное превосходство японской артиллерии. Это удалось бы особенно тогда, если бы орудия были не только скрытно расположены, но разбиты подивизионно. Чтобы нанести вред противнику, наиболее существенное условие — видеть его. Капитан одной из японских гаубичных батарей говорил мне, что за все время артиллерийской борьбы 30 апреля русские не имели ни малейшего представления о том, где он находился. Ни один снаряд не упал ближе 300 ярдов к японским гаубицам, и поэтому стрельба производилась ими так же спокойно, как на учебном поле. Стрельба эта была совершенно так же точна. Я насчитал на одном участке размером в 15 и 14 ярдов, где расположена была русская батарея, восемь воронок от снарядов большой взрывчатой силы.

Еще раз повторю, припомнив расположение русской артиллерии 30 апреля, что если бы генеральный штаб в Петербурге тщательно изучил тактику артиллерии, имеющей дело со значительно превосходящим по числу противником, например тактику буров, то русским батареям удалось бы легче выйти из того ужасного положения, в которое они были поставлены. Одним из самых первых уроков, вынесенных нами из Южно-Африканской войны, был тот, что если в начале артиллерийской дуэли ясно сознается подавляющее численное превосходство противника, то нужно немедленно убрать с позиции артиллерию из неравного боя прежде, чем она будет в положении hors de combat, т. е. непригодна к действию. Если же орудия почему-либо увезти нельзя, то, по крайней мере, следует поставить прислугу за укрытия, пока не пронесется ураган. Крайне редко случается, чтобы находящееся в действии орудие было настолько серьезно повреждено неприятельским снарядом, чтобы из него нельзя было стрелять. Можно подвергнуть батарею самому жестокому огню даже сильно взрывчатыми снарядами и быть уверенным, что батарея эта нисколько не пострадает после получасовой бомбардировки. Я признаю, что учить людей прибегать к закрытиям и оставлять орудия на произвол судьбы до некоторой степени опасно; людям, находящимся в пылу сражения, трудно судить, когда именно им следует прибегнуть к этой мере, и раз она будет разрешена в принципе, то они могут воспользоваться ей совсем не вовремя. Но все-таки будет не трудно разъяснить людям, что их прячут не для спасения их жизни, а только с единственной целью сохранить ее, чтобы пожертвовать ею в необходимую минуту с большим вредом для противника. Долг артиллерии поддерживать огнем атакующую пехоту и защищать ее своим огнем, когда она атакована.

Артиллерия не должна продолжать слишком долго борьбу с неприятельской артиллерией только для поддержания своей части, рискуя таким образом ослабить себя к той минуте, когда она должна властно вмешаться в борьбу пехоты. Американцы, достигшие высокой степени искусства в гражданскую войну, дали миру превосходный пример. Так, при Геттисбурге (Gettysburg) 2 июля 1863 г., во время атаки Кладбищенского Холма (Gemetery Hill), Гент (Hunt), начальник федеральной артиллерии, убрал с позиции свои орудия, убедившись в превосходстве сил противника. Конфедераты решили, что он разбит, и послали в атаку на холм свежую знаменитую Виргинскую бригаду Пикетта. Орудия вдруг появились вновь, как бы забыв опасность в такую решительную минуту, и бригада была уничтожена.

Я привел этот пример как первый, пришедший мне на память. Но нет ничего нового под луной, и можно найти еще более подходящий пример того, как численно уступающая противнику артиллерия избегает артиллерийской дуэли, сохраняя свои силы для действий против атакующей пехоты противника. Припомним, как генерал Ли употреблял свою артиллерию, обороняясь в сражении при Фредериксбурге… Если бы русские артиллеристы 30 апреля увидели через десять минут, что дальнейшая борьба бесполезна, то они могли бы разрушить весь план японцев, состоявший в полном уничтожении их артиллерии. Русские были бы в состоянии угадать намерения противника и в течение ночи могли или занять новые позиции в тылу, чтобы жестоко наказать японцев при их переправе через р. Айхо и прикрыть отступление своих войск, или же совсем оставить поле сражения, выйдя из пределов преследования. Но оставаться на поле сражения в состоянии бездействия было самым неудачным решением.

Действия пехоты, так же как и артиллерии, были слишком односторонни, чтобы дать какие-нибудь данные для военной критики. То обстоятельство, что 40 000 человек форсировали переправу, оборонявшуюся только 6000, способно скорее отвлечь внимание от ошибок обороняющегося. Действительно, успех японцев казался неизбежным, как бы искусны ни были распоряжения и тактика русских. Бросающийся в глаза профиль окопов русской пехоты, пожалуй, был самой грубой из всех ошибок. Артиллерии не приходилось и мечтать о лучшей цели. Только полное прикрытие головы стрелка могло возместить этот недостаток русских окопов. Невозможно строго судить русских за это упущение, потому что вообще нигде на континенте не учат солдат, что устройство бойниц есть наиболее важное усовершенствование полевых окопов.