Джон Фуллер - Военное искусство Александра Великого

Xотя никто из полководцев лучше Александра не знал, как воспользоваться победой, после сражения при Иссе он вернулся к прежней своей задаче – добиться главенства на море, которая могла быть исполнена лишь после падения финикийских прибрежных городов. Он не стал преследовать Дария, но повернул на юг вдоль сирийского побережья. На марше его встретил Стратон, царевич арадиан, который сдал ему островную крепость Арад (библейский Арвад) и город Мараф, находившийся на материке напротив этого острова.

Уже в Марафе Александр получил письмо, которое доставили послы от Дария, в котором тот умолял освободить его мать, жену и детей, а в обмен обещал дружбу и союз. В ответном послании Александр прежде всего указал на злодеяния, совершенные в Македонии и остальной Греции его предшественниками, и написал, что для отмщения за эти злодеяния его и назначили эллинским главнокомандующим. Далее он обвинил Дария в том, что тот был сообщником в убийстве Филиппа; незаконно захватил персидский трон и подстрекал греков начать войну с Македонией. «я предпринял против тебя поход, – писал он, – и, поскольку я одержал победу над твоими полководцами, я, по благоволению богов, имею право владеть твоей землей. Впрочем, приди ко мне и попроси за свою мать, жену и детей и обо всем, что хочешь. Все, что ты попросишь, ты получишь; и ни в чем тебе не будет отказано. Но на будущее, когда бы ты ни писал мне, обращайся ко мне как к царю Азии, и не обращайся как к равному, – и если ты не признаешь мое право на царство, сражайся со мной, но не беги. Ибо где бы ты ни был, я буду с тобой биться» (Арриан. II).

По этому письму видно, что было на уме у Александра – радикальная перемена политики. После сражения при Гранике он делал упор на гегемонию в Эллинском союзе, после сражения при Иссе он, кажется, думал о господстве над всей Персидской империей. Еще до битвы он сказал, обращаясь к гетайрам: «После сражения нам ничего другого не останется, кроме как овладеть Азией» (там же. II). Победа дала ему некую возможность осуществить сказанное, хотя он понимал, что, пока Дарий не сдался, его слова – не более чем хвастливое обещание. Единственной альтернативой для него было последовать совету Исократа и ограничить македонские завоевания Малой Азией; но это означало бы оборонительную войну, что не отвечало его характеру.

Из Марафа Александр продолжил поход на юг. Библ и Сидон (Сайда) подчинились ему без боя, и по пути он встретил посольство из Тира, посланное, чтобы узнать его требования. Он отослал назад послов, с тем чтобы они передали жителям Тира, что он войдет в их город и принесет жертвы в храме Геракла[87]. Однако горожане боялись Александра, а поскольку они считали островную крепость неприступной – ее в свое время не смог взять Навуходоносор в течение тринадцати лет, – то отклонили его требование. Однако захват города означал бы конец морской мощи персов; Александр должен был взять Тир и решился на осаду (об этой осаде см. гл. 7).

Его стратегия на тот момент замечательно изложена в речи, которую он произнес перед своими полководцами. Она настолько важна, что мы приведем ее полностью.

«Друзья и союзники, нам опасно предпринимать поход на Египет (на море ведь господствуют персы) и преследовать Дария, оставив за собой город, на который нельзя положиться, а Египет и Кипр в руках персов. Это опасно вообще, а особенно для положения дел в Элладе. Если персы опять завладеют побережьем, а мы в это время будем идти с нашим войском на Вавилон и на Дария, то они, располагая еще большими силами, перенесут войну в Элладу; лакедемоняне сразу же начнут с нами войну; Афины до сих пор удерживал от нее больше страх, чем расположение к нам. Если мы сметем Тир, то вся Финикия будет нашей и к нам, разумеется, перейдет финикийский флот, а он у персов самый большой и сильный. Финикийские гребцы и моряки, конечно, не станут воевать за других, когда их собственные города будут у нас. Кипр при таких обстоятельствах присоединится к нам или будет взят запросто, при первом же появлении нашего флота. Располагая на море македонскими и финикийскими кораблями и присоединив Кипр, мы прочно утвердим наше морское господство, и тогда поход на Египет не представит для нас труда. А когда мы покорим Египет, то ни в Элладе, ни дома не останется больше ничего, что могло бы внушать подозрение, и тогда мы пойдем на Вавилон, совершенно успокоившись насчет наших домашних дел. А уважать нас станут еще больше после того, как мы совсем отрежем персов от моря и еще отберем от них земли по сю сторону Евфрата» (пер. М.Е. Сергеенко)[88].

К тому времени, когда была произнесена эта речь, новость о поражении Дария в сражении при Иссе уже деморализовала персидский флот, о чем Александр еще не знал. Финикийская эскадра, за исключением тирской, перешла на службу к Александру; кипрская вскоре после этого последовала тому же примеру. Теперь у Александра оказалось около 220 военных кораблей, то есть мощь, намного превосходившая флот тирского царя Аземилка.

Во время осады к Александру прибыло еще одно персидское посольство с сообщением о том, что Дарий готов выплатить 10 тыс. талантов в качестве выкупа за свою мать, жену и детей, отдать ему одну из дочерей в жены и все земли к западу от Евфрата до Эгейского моря.

Когда Александр ознакомил с этим предложением своих полководцев, Парменион, как рассказывают, заявил: «На месте Александра я был бы рад окончить войну на этих условиях», на что Александр ответил: «я бы тоже, на месте Пармениона». После этого он дал Дарию ответ, что он не хочет денег, и ему не нужна часть его земли, но только вся земля; потому что все его деньги и земли уже и так в его руках; и что, если бы он желал жениться на дочери Дария, он это и так сделал бы… Он приказал Дарию прийти к нему, если тот хочет достойного с его стороны обращения (Арриан. II).

Оба историка, и сэр Уильям Тарн, и Ульрих Вилькен, отмечают, что этот разговор относительно предложения персидского царя указывает на первые трещины в отношениях Александра и старого служаки Пармениона, который воевал еще под началом у Филиппа. Вилькен полагает, что, будь Филипп на месте Александра, он бы удовлетворился завоеваниями до границы Евфрата; однако Александр уже вышел за рамки сравнительно скромных аппетитов македонского царя и почувствовал себя «царем всей Азии» – то есть правителем мира (Александр Великий. С. 111–112). Поскольку эта идея подразумевала включение Македонии как подчиненного государства в Азиатскую империю, она ужасала старых македонян, которые считали Пармениона своим вождем.

После семимесячной осады в конце июля или в начале августа 332 г. до н. э. Тир был взят, а его защитники перебиты. По словам Арриана, причиной резни послужила ненависть македонян, вызванная долгой осадой, а также тем, что горожане казнили плененных греков и выставили их головы на городской стене, а тела сбросили в море. Лишь те, кто укрылись в храме Геракла, по приказу Александра получили прощение; остальное население вместе с наемниками было продано в рабство[89].