Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

А для Антанты большевики стали еще и людьми, предавшими союзнические обязательства России. Лондон и Париж начали оказывать прямую помощь генералам Каледину, Корнилову, Деникину и Алексееву. Одним из последствий немецкого блицкрига, сделавшего возможным захват Питера, стал переезд 10 марта 1918 года советского правительства в Москву. Через два дня Исполком Петросовета «установил местный орган власти, который будет управлять Петроградской трудовой коммуной под контролем и руководством Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»[228]. На питерском хозяйстве Ленин оставил Зиновьева, который и возглавил Совет комиссаров — новое местное правительство. В городе в качестве комиссаров остались Менжинский (финансы), Молотов (СНХ), Калинин (городское хозяйство), Стучка (юстиция), Смилга (военный округ), Луначарский (просвещение), Володарский (печать и пропаганда).

То, как ленинское правительство бежало, вызвало огромные претензии оставшихся в Петрограде руководителей. 23 марта петроградское начальство направило в ЦК письмо, сохранившееся в архиве Молотова: «Нам оставлен город в отчаянно трудном положении: без денег, без работы, паника, эвакуация и пр. Мы обращались за спешной ассигновкой 100 млн. Нам отвечает Цюрупа в чиновничьем тоне, чтобы сначала мы представили “подробную и тщательнейше разработанную смету”. Это издевка. Что же вы не знаете положения вещей? У нас уже вчера предлагалось взять самим, не дожидаясь московского разрешения. Неужели вы этого хотите? Мы отказываемся работать при таких условиях»[229]. Петроградское бюро ЦК стало претендовать на то, чтобы работать во всероссийском масштабе. В ленинские представления о жесткой вертикали власти никак не вписывались городские партбюро с общероссийскими функциями. В центре борьбы двух столиц оказалась фигура Зиновьева, за которым замечали стремление стать «Лениным петроградского масштаба».

Григорий Зиновьев, сын владельца молочной фермы, большую часть своей жизни провел за границей. Учился (но не доучился) на химическом и философском факультетах Бернского университета, жил в Париже и в Берлине. У Молотова были все шансы сблизиться с ним. Однако отношения с Зиновьевым не сложились. Молотов для него — ближайшего помощника Ленина, похоже, представлялся слишком мелкой сошкой. Причины антипатии Молотова, правда, много позднее, описывал Батрак: «После того недостойного поведения, которое было проявлено Зиновьевым в решающие октябрьские дни, было трудно видеть в нем высокий партийный авторитет. Кроме того, Зиновьев старался держаться независимо от местной организации и подбирал себе работников не столько способных, сколько удобных. Молотов не мог спокойно проходить мимо этого, и на этой почве не раз происходили резкие столкновения»[230].

Своим поведением и устанавливаемыми в городе порядками Зиновьев вызывал массу язвительных комментариев. Весь город судачил о семейственности в его окружении. Только за 1919 год вышло из печати 19 книг с его речами, выступлениями и эссе, печатались портреты и открытки с его изображением. Кинотеатр «Художественный Выборгский» был переименован в «Государственный свето-театр имени тов. Зиновьева». При этом он не проявлял большой организованности в делах и часто впадал в приступы отчаяния, меланхолии или рефлексии. Экономикой Зиновьев занимался мало, и с его стороны Молотов имел достаточную свободу рук. Но не со стороны Москвы.

Экономические взгляды Ленина первоначально были более умеренными, чем та политика, что была претворена в жизнь. Он капитулировал под напором «левых коммунистов», профсоюзов, фабзавкомов и левых эсеров. Библией новой политики стала книга Осинского «Строительство социализма», где были перечислены все главные этапы построения социализма: овладение банками, национализация промышленных и сельскохозяйственных предприятий — как крупных, так и мелких; национализация торговли, ликвидация свободного рынка, введение принудительной трудовой повинности. Осинский покинул пост руководителя ВСНХ в знак протеста против Брестского мира. Ленин назначил на освободившуюся вакансию Алексея Рыкова. Он учился на юрфаке в Казанском университете, выезжал к Ленину в Женеву, шесть раз был в ссылках. Хозяйственный опыт Рыкова сводился к нескольким месяцам службы в Саратовской губернской земской управе. И именно он запустил в полном объеме процесс социалистического переустройства экономики.

Молотов описывал начальный этап национализации в статье, опубликованной летом 1918 года в органе СНХ СР «Новый путь»: «Бьет час капиталистической собственности. Экспроприаторы экспроприируются». В таких художественно кратких и сильных словах характеризовал Маркс главный момент социалистической революции… С первых же дней новая власть приступила к национализации промышленности. Этот процесс растянулся не на один «час». Он не имел по вполне понятным причинам и определенной системы, даже приблизительного плана. Национализация касалась в большинстве случаев отдельных крупных предприятий и имела репрессивный характер. Национализировалось предприятие за неподчинение рабочему контролю, за противодействие новой советской власти, за саботаж и т. д.

Но особенно важно, что все больше стал выдвигаться принцип планомерной национализации целых отраслей промышленности, в которых особенно была заинтересована государственная власть. Так, были национализированы водный транспорт, сахарная промышленность, нефтедобыча и намечены к национализации ряд других отраслей. 28 июня был издан Декрет о национализации огромного большинства крупных предприятий. Под действие этого декрета подпали горные, металлургические, металлообрабатывающие, текстильные, электротехнические, лесопильные и деревообрабатывающие, табачные, резиновые, стекольные, керамические, цементные, кожевенные и другие предприятия, принадлежащие обществам и паевым товариществам и имеющие определенной величины основной капитал (для каждой отрасли промышленности устанавливалась своя норма)[231]. Декрет СНК от 28 июня действительно имел революционное значение, положив начало форсированной и систематической национализации.

Но Молотову все же гораздо больше внимания приходилось уделять пласту проблем, связанных не со «штурмом небес», а с физическим выживанием трудящихся. Жизнедеятельность всей России (и хуже всего пришлось самому крупному и современному мегаполису) зависела от стабильных поставок тысяч групп товаров со всей страны. Молотов констатировал: «Мы видим, что этот колоссальный промышленный центр в настоящее время, несомненно, если не умирает, то временно засыпает»[232]. Из 799 заводов, обследованных СНХ СР к 1 апреля, хоть как-то теплились 534, сокращение числа рабочих составило 57 процентов. На это наложилась затея Москвы с эвакуацией питерских предприятий — подальше от немцев и поближе к источникам сырья, — которая была дорогостоящей, во многом бессмысленной и трудновыполнимой[233]. Главным дефицитом, сдерживавшим все остальное, были энергоресурсы. В городе было до трети от потребных по «голодной норме» запасов жидкого топлива и только одна пятая — твердого.

— Донецкий уголь к нам теперь не поступает, и мы во что бы то ни стало должны озаботиться созданием новых видов топлива, — говорил Молотов. — В этом отношении СНХ предпринимает энергичные меры, как то: разработку торфа, подготовку работ по добыванию ухтенской нефти, производство белого угля и, наконец, электрификацию Северного промышленного района[234].

По линии Совнархоза было заготовлено 5 миллионов пудов дров и торфа. Началось строительство гидроэлектростанции на Волхове. Критическим было положение со снабжением промышленности сырьем:

— Налицо имеется слишком небольшой запас металлов, не