Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене
Что это, как ни самое настоящее крючкотворство? То самое «издевательство над законом», в котором меня же теперь и обвиняют.
Врачу: исцелися сам!
Так вот за это-то «преступление» я сейчас, значит, и сижу? И буду сидеть… сидеть… сидеть… Как там у Горация? «Eheu fugaces, Posthume, Posthume, / Lаbun tur anni…» (Увы, мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы…) Да уж, блядь, fugaces! «Мимолетно»!
Только вернулся в камеру, как дверь снова открывается: «Все выходим в коридор!» Шмон. Еб твою мать! Ну, нигде нет покоя! Через полчаса все заканчивается. Возвращаемся назад в камеру. «Ну, не педрила?! Взял и сахар весь раскидал, гондон!»
23 апреля, среда
Очередной кошмарный день. Для начала проверка, блядь, опять задержалась на час. Соответственно, целый час все сидели за столом, пили чай, курили и ждали. Я же лежал на шконке и проклинал все на свете.
В двенадцать часов был какой-то совсем уж грандиозный шмон. Таких я еще даже и не видел. Маски-шоу, шлемы, бронежилеты, собаки (овчарка и ротвейлер). И тот же полковник из ГУИНа. Фонвизинский персонаж. Они что тут, совсем рехнулись, что ли? Бронежилеты-то со шлемами зачем? От кого тут так защищаться? («Что это, блядь, за бригада?» — «Бригада — два пидора, три гада!»)
Как бы то ни было, но пара часов в знакомой уже пустой камере в конце коридора настроения мне не прибавили. Да и последующая многочасовая уборка нашей камеры — тоже. («Хуячу, как электровеник», — раздраженно заметил Витя.) В придачу ко всему еще выяснилось, что после шмона исчезли Витины часы. С разбитым стеклом. Спиздил, блядь один из доблестных охранников в бронежилетах. (И кто только на них позарился? Кому они понадобились?) Теперь мы сидим без часов.
Очередной пиздец, короче. Все постоянно включают теперь телевизор «время узнать». Просыпается кто-нибудь днем, сразу: «Сколько времени? Включи телевизор время узнать!» Пиздец, в общем.
Ближе к вечеру Витю вызвали «на флюшку» (на флюорографию). Ее здесь, оказывается, чуть ли не раз в полгода всем делают. О здоровье заботятся.
Только он ушел — вернулся Андрей. Долго же он катался. Вернулся, впрочем, опять оживленный и полный новых надежд.
— Выйду, говорят. Они не знают, что делать, мусора. Заявления нету, уголовное дело по телефонограмме из больницы возбудили. А теперь терпилу найти не могут. Прикинь, там двенадцатиэтажный дом, десять подъездов. Так все квартиры обошли, всех опросили. Нет такого человека!
Помолчав, неожиданно добавляет:
— Люди такие ехидные. Одного я битой бейсбольной хуярил, он неделю в реанимации лежал. Вышел, я ему говорю: «Лень, признайся, что ты украл трубу!» — «Нет!» — и все! — «Ну ладно, тогда лови в дыню». Ты представь, все факты налицо. Мне его сдали с потрохами.
— Какую тубу? Мобильный телефон?
— Да нет. Алюминиевую трубу. У матери моей из огорода. Дружок мой бывший. Школьный. На игле теперь сидит, наркоманом стал.
Поздно вечером от соседей опять загнали машинку. Очередная «стрижка под мартышку». Муравья нет, теперь стриг всех Андрей. Я опять не стал. Зачем? Волосы и так еще короткие.
24 апреля, четверг
Вася с утра уехал на суд. О продлении срока содержания под стражей. Накануне он прожужжал нам все уши этим своим судом.
Высказывал предположения порой до такой степени невероятные и задавал вопросы настолько фантастические, что я под конец даже всерьез усомнился, не издевается ли он над нами? «А если меня забудут заказать?.. А если я откажусь выходить из камеры?.. А если — из автозэка?.. А можно ли обжаловать решение в Верховном Суде?.. А в Конституционном?.. А в Страсбургском?..» (Да, блядь, можно! Сегодня Международный страсбургский суд на своем экстренном заседании рассматривает сверхважное дело о законности продления срока содержания Васи под стражей!)
До самой последней минуты наш многоуважаемый Василий Борисович пребывал, похоже, в твердой уверенности, что за ним сейчас непременно прибудет какой-то «специальный военный конвой с автоматами». («Я же за военной прокуратурой числюсь!») Примерно в шесть утра дверь камеры отворилась, и дежурный мусор лениво спросил:
«Кто тут на суд?» Вася тут же весь как-то съежился, потом суетливо заметался по камере, подхватил свои вещички (пластиковую бутылку с водой и какие-то там бумаги) и рысцой выбежал в коридор. Дверь с грохотом захлопнулась. (Ага!.. «Конвой, блядь, с автоматами!»)
А может, и вправду выпустят? Военная прокуратура, там, и прочее?.. Да нет!
Днем, часов в двенадцать, совершенно неожиданно заказали вдруг меня. «Мавроди, на вызов!» Это еще что такое? Что за новости? Кому это я понадобился? Адвокат только завтра должен прийти… Опять, что ли, следователь? Да нет, он не может без адвоката… Может, к куму?
Зачем?..
— Да брось ты, Серег, об этом думать, — флегматично заметил Витя.
— Сейчас все узнаешь.
Оказалось, блядь, что все-таки следователь. Тот самый старый знакомый («долго теперь не увидимся»).
— А где адвокат?
— Да зачем нам адвокат? Я, Сергей Пантелеевич, просто побеседовать с Вами пришел. Без протокола. Я просто сам понять все хочу. Разобраться. Я ведь давно уже это дело веду. Несколько лет.
Объясните мне все-таки, по возможности проще, принцип работы Вашей системы. Ведь это же пирамида! Должна же она была в конце концов рухнуть?! На что Вы рассчитывали, когда ее создавали?
— Я не хочу ни о чем беседовать и ничего объяснять.
— Почему?
Я молча смотрю на него и ничего не отвечаю. «Почему?» Он что, не понимает «почему»? Или только прикидывается? Дело громкое, скандальное, имеющее большой общественный резонанс. Я не буду даже употреблять всяких там страшных слов и определений — «заказное», «политическое» и пр. Это по большому счету и не важно, заказное оно или нет. Главное, громкое. Очень громкое! А значит, заведомо с обвинительным уклоном. Просто в силу широкой известности.
Не могут же власти, после всех публичных заявлений, что я «жулик» и «мошенник», пойти теперь на попятный? После многолетних потуг следствия, после всего этого скандала, извиниться и взять свои слова обратно. Разодрать на себе ризы и публично покаяться: «Граждане! Мы ошиблись! Не было, оказывается, никакой аферы и мошенничества!
Никакой пирамиды. Мимо идоша и се не бе! Сергей Пантелеевич — честнейший человек! Зря мы его арестовали! Зря держали в тюрьме! Беззаконновахом!» Об этом же и думать смешно!
Иными словами, следствие должно быть заведомо сориентировано не на установление истины, а на поиски доказательств моей вины. Не важно, реальных или мнимых. Есть они или нет, но их надо найти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});