Юрий Яковлев - Саманта

— Он умер… город? — испуганно спросила Саманта.

— Нет, он жив. Послушай, — отозвалась подруга.

Они остановились. Прислушались. Удары метронома были похожи на удары железного сердца.

— У этого города железное сердце? — спросила Саманта.

— Нет. Железное не выдержало бы, — отозвалась подруга. — У города человеческое сердце, только очень мужественное.

Они шли, крепко держась за руки, боясь смалодушничать, закричать от страха, упасть на снег, с которого уже не поднимешься.

Когда девочки свернули за угол, то у стены дома увидели людей, стоящих в очереди. Тесно прижимаясь друг к другу, они заслонялись от ледяного ветра. Очередь двигалась так медленно, что казалось, люди не движутся, замерзли, окаменели. Только от губ отрывались едва заметные парки дыхания — единственный признак жизни.

— Что они делают? — спросила Саманта.

— Ждут хлеба.

— А где же война?

— Это и есть война. На войне все убивает. Огонь, холод, пули, голод. Здесь не просто голод — здесь голод-убийца. Фашистский голод. Понимаешь, Саманта?

Девочки молча подошли к очереди. Они увидели осунувшиеся лица, впалые глаза, посиневшие губы, выбившиеся из-под платков и шапок волосы густо покрылись инеем.

И вдруг Саманта воскликнула:

— Папа!.. Мама! Вы здесь? Как вы сюда попали?

Она с трудом узнала их. А может быть, это были не они, но ей удалось различить родные черты.

— Война! — хриплым голосом отозвался папа.

— Блокада! — сказала мама и на мгновение ожила. — Ты жива? Как хорошо, что ты жива… Мы очень страдали без тебя… Сейчас мы получим хлеб и поделимся с тобой.

— Вам самим мало! — вырвалось у Саманты.

— Идем. — Наташа потянула подругу за рукав.

И они зашагали дальше.

Неожиданно Саманта увидела своего соседа — старого солдата Ральфа Пастера. Как он очутился здесь? Почему-то он стоял на ногах без кресла-каталки. А борода его хотя и была белой, но не от старости, а от инея. И он раскуривал трубку, но так и не раскурил: в трубке не оказалось табаку.

— Мистер Ральф, почему вы здесь? — спросила Саманта.

— Потому, что здесь война. А я солдат.

— Но вы солдат американский.

— Американцы воюют на стороне русских, — был ответ.

Он сунул в карман холодную трубку и проворчал:

— Раз нет табака, дело плохо. Но город, который живет без хлеба, проживет и без табака!

— Как же наш Манчестер?

— Не приведи господь нашему Манчестеру пережить такую войну! Не приведи господь! — повторил Ральф Пастер и пошел прочь усталой походкой солдата.

— Пойдем, — тихо позвала Наташа, дыша в затылок подруге.

И от ее дыхания Саманте стало теплее. И не так страшно.

Подруги выбрали узкую тропинку, которая то взбиралась на сугробы, то опускалась.

Вдалеке Саманта заметила женщину, которая кого-то везла на санях.

— Санки! — обрадованно вскрикнула девочка: в ее представлении санки всегда были связаны с веселым катанием с гор, и она обрадовалась саням, как островку мирной жизни. — Да это же Дуг! Я узнаю его улыбку. А санки везет его мама, миссис Хилл.

И Саманта бросилась им навстречу:

— Здравствуйте, миссис Хилл! Здравствуй, Дуг!

Это действительно был Дуг. Он сидел и улыбался. Он улыбался долго. Он вообще не переставал улыбаться, но молчал.

— Дуг! Что ты молчишь! — воскликнула Саманта и пошла рядом с санями. — Дуг! Почему ты все время улыбаешься?

Но Дуг не слышал Самантиного голоса и не видел Саманту.

— Миссис Хилл, почему он все время улыбается… молчит?

— Потому, что он умер с улыбкой. Он презирал врага. Драться у него не было сил. Он мог только улыбаться, чтобы показать, что он настоящий американский парень и не сдается.

— Он не сдается… Бедный Дуг… Он улыбается. Куда вы его везете, миссис Хилл? — чуть не плача от отчаяния, спросила Саманта.

— Домой. На военное Арлингтонское кладбище. Ведь он заслужил такой чести?

Саманта пошла дальше.

И вдруг Наташа куда-то исчезла, и Саманта почувствовала, что заблудилась. В этом страшном безмолвном мире осталась одна. Она шла по белому полю, выставив вперед руки, словно боясь наткнуться на стену, и тихо звала:

— Наташа!.. Наташа!..

Наташи нигде не было. И никого не было. Ушел в бой помолодевший солдат Ральф. Слились со страшной очередью папа и мама. Миссис Хилл увезла на санях безмолвного улыбающегося Дуга. Все разладилось, слилось в одну непоправимую беду. Русские, американцы…

И вдруг Саманта увидела бумажного змея. Он лежал у ее ног, словно припечатанный к снегу. Бумаги на снегу не было видно, и рожица была как бы нарисована прямо на снегу. В его рожице было что-то скорбное, словно и змей страдал, не мог подняться. Людям вокруг не хватало хлеба, а ему, наверное, недоставало ветра. В блокаде всем чего-то недоставало, чтобы жить, ходить, летать. Чем ему могла помочь Саманта?

Девочка шла и падала. От слабости. От отчаяния. От того, что не была готова к этому страшному миру.

И вдруг слабый голос позвал:

— Саманта! Сэми!..

Девочка оглянулась.

— Хелло, Саманта! Что ты здесь делаешь?! Уходи отсюда! Тебе нельзя здесь!

Человек отбросил капюшон, и девочка увидела обросшее, осунувшееся лицо и глаза, которые смотрели из глубины. Она с трудом узнала его:

— Мистер Пол! Это вы? Попрыгунчик?

— Я, — хрипло выдохнул телевизионщик.

— Почему вы здесь?

— Потому что я подписал контракт ни на шаг не отступать от тебя.

— Вам контракт дороже жизни?

— Контракт — святое дело! Ты почему сюда попала?

Но Саманта не ответила на его вопрос, ей в голову пришла очень важная мысль.

— Мистер Пол, как хорошо, что вы здесь!

— Ничего хорошего. Я, наверное, сойду с ума от этой блокады!

— Нет, мистер Пол! Вам нельзя сходить с ума. Вы должны все это снять и показать людям. Снимайте, мистер Пол! Где ваша камера? Снимайте!

— Не могу! — прохрипел телевизионщик. — Камера застыла. Мороз за 30…

— Давайте отогреем камеру дыханием, как отогревают чернила. Очень важно — рассказать людям про это…

Вдруг в тишине послышался стрекот, похожий на стрекот кузнечика на солнечном лугу.

— Что это? — удивилась Саманта.

— Это камера… отогрелась… заработала…

— Где она? — оживилась Саманта. — Снимайте, снимайте, мистер Пол!

— Я снимаю… Я давно снимаю, но не на пленку… прямо на сердце… Если мы вернемся, я покажу… я расскажу людям.

— Что вы покажете им?

— Свое сердце!.. То, что мы переживаем, не выдержит никакая пленка, даже кодаковская. Только сердце… Только сердце…