Двужильная Россия - Даниил Владимирович Фибих
Оргвыводы из совещания. Длительные командировки (на 10 дней) отменены, так как себя не оправдали. Мне Ведерник поручил возглавить отдел юмора. В помощь даны другие товарищи.
Военсовет отклонил посланный в свое время редакционный список из 12 человек, кандидатов на правительственную награду. Многозначительно.
Март
2 марта
Живу на недавно организованном при 1-м эшелоне корреспондентском пункте.
Кроме нас, двух-трех, состав которых постоянно меняется, тут находятся представители фронтовой газеты и зенитчики. Теснота. Товарищи из фронтовой газеты – славные, культурные, остроумные ребята, не чета армейской «кобылке». Один – Л. Плескачевский, был в тылу, у партизан и представлен к ордену. Другой – М. Гроссман18, несколько месяцев жил в Риге. Зенитчики сильно мешают нам работать, но ссориться с ними не хочется – уж очень народ симпатичный. Снабжают их прекрасно. Почти каждый день пьем водку. Государство кормит их недаром. Ежедневно начинают скрипуче стрекотать совсем рядом крупнокалиберные пулеметы, щелкать зенитки. Немцы все время вьются над нами. На днях бросили у Малых Горбов штук двенадцать бомб. Большинство из них не взорвалось. За два дня наши зенитчики сбили четыре-пять самолетов. Ходили очень гордые. Выжить их из квартиры, которая фактически предоставлена только корреспондентам, было очень трудно. Только после того как приехал Ведерник и крупно с ними поговорил, они стали рассасываться по другим домам.
Работаю над «юмором», как будто получается.
4 марта
Впервые читал сегодня политдонесение. Общее положение все то же. Пока что наша армия ничем, кроме больших потерь, себя не проявляет. Наши соседи заканчивают окружение Старой Руссы, а мы по-прежнему толчемся на месте. Немцы отчаянно сопротивляются. Дьявольский народ. Сыроежкино, Щетинино, Фелистово все еще у них в руках. Почти все те командиры и политработники, с которыми я познакомился на передовой, выбыли из строя. Долговязый Канн – с ним мы разговаривали о московских малоформистах и вместе лежали под обстрелом с воздуха, ранен, видимо, тяжело и погиб, если бы какой-то красноармеец не вытащил его с поля боя.
Ранены командир б. 3-го полка Андреев, военком Печников, начальник штаба подполковник Нижегородов, ответственный секретарь Курганов – громадный, горячий, непосредственный. Помню, как сокрушался он сильными нашими потерями.
Это высший комсостав. Что же говорить о низшем, о рядовых бойцах?
Когда я покидал этих людей, у меня было чувство, что я оставляю обреченных на смерть.
Наш маленький командарм не жалеет советской крови.
12 марта
Середина марта, а весной и не пахнет. Вьюжная февральская погода. Впрочем, это хорошо. Весна и распутица сулят мало хорошего. Скорей бы выбраться из здешних болот! Старая Русса все еще в руках немцев.
Трупами будет пахнуть нынешняя весна. Трупный запах в лесах и полях.
С «фронтовиками» М. Гроссманом, Плескачевским и приехавшим тоже из фронтовой газеты писателем К.Горбуновым19 – побывал на фанерном заводе.
От Князева, где наша редакция, километров восемь-десять. Фанерный завод недавно занят нашими. От заводских корпусов остались только стены. Поселок уцелел, более или менее. Подходя к поселку, мы видели проволочные заграждения, занесенные снегом дзоты, построенные с немецкой добросовестностью. Сейчас на заводе расположено четыре лазарета. Мы побывали в одном. Тяжелая картина. Госпиталь расположен в трехэтажном новом здании школы и битком набит ранеными. Лежат в коридорах, кто на нарах, кто на полу. Врачи с ног сбились. Вместо двухсот раненых, на которых рассчитан госпиталь, тут их семьсот-восемьсот. Такое же положение и в других госпиталях.
Эти серые и желтые лица, эти бинты и повязки, воспаленные глаза, стоны…
Не дай Бог попасть сюда!
Приняли нас по-царски. Симпатичный комиссар госпиталя. Хорошее энергичное лицо. Мы спали на настоящей кровати, на чистых простынях, прекрасно питались, пили водку, побывали в великолепной бане (при госпитале), причем обменяли свое грязное белье на чистое, вымытое мылом против паразитов. Это было кстати: я обнаружил у себя, после длительного перерыва, вшей.
Мы пробыли в этом санатории около суток, и все время не оставляло меня чувство внутренней неловкости и смутного стыда, когда я вспоминал то, что видел в госпитале. За что страдают эти хорошие люди? А что они хорошие, я имел достаточно случаев убедиться за время пребывания на фронте.
Главной целью моего и Гроссмана путешествия на фанерный завод был раненый (вернее, обмороженный) герой-танкист, восемь суток просидевший в подбитом танке. Но оказалось, что танкиста эвакуировали отсюда еще дальше в тыл. Путешествие наше оказалось неудачным.
Вышла первая страничка юмора, организованная мною. Кажется, ничего. В дальнейшем страничка будет выходить каждый четверг. Очень нравятся всем мои «Старые песни на новый лад». Наборщики и печатники напевают: «Жил отважный генерал» – мою переделку известной песенки Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта». Что ж, буду работать за поэта. Некий красноармеец, прочитав мою заметку «Одиннадцать» (об одиннадцати расстрелянных в Хорошеве бойцах), прислал написанные по этому поводу неплохие стихи. Приятно.
Были с Гроссманом в 254-й дивизии. Зимний лес, сосны, заваленные снегом шалаши и землянки, лошади, сани, грузовики. Дымки из-под снега, стук топоров, гул и треск падающих деревьев – строят новые блиндажи. Тишина, только изредка хлопнет вдали вражеский миномет. Дивизия держит оборону, позиционная война.
И тут рассказы о страшных потерях. Армия, страна истекают кровью. У кого скорее иссякнут людские резервы – у Гитлера или у нас?
Две ночи в блиндаже связистов. Стены и потолок из розоватых сосновых бревен, потолок частью затянут плащ-палатками. Круглые сутки топится железная печурка. Ночью жарынь такая, что дышать нечем. Я просыпаюсь и вылезаю наружу глотнуть свежего воздуха.
В блиндаже начальника политотдела – крохотная электрическая лампочка над столом, пишущая машинка, за которой сидит маленькая стриженая девочка в гимнастерке, в глубине широкая никелированная кровать.
Столовая: бревенчатый сруб, где помещается кухня, а к нему пристроен большой шалаш. Длинный стол из двух-трех обтесанных сосен, такие же скамейки. Обед из одного-двух блюд, даже котлеты. К обеду белый хлеб. Давно я его не ел!
Попали мы удачно. Как раз происходило награждение орденами отличившихся бойцов и командиров. Было их человек около тридцати. Материал, который мне нужен. Облюбовал для себя пять человек. Пять очерков. Ведерник очень доволен: требуются герои.
Встречали нас приветливо. На второй день нашего пребывания начальник политотдела угощал в своем блиндаже водкой. Тут же в лесу, под открытом небом показывали фильм «Дело Артамоновых». Я не пошел, спать хотелось. Темень, хоть глаз выколи, лес, пляшущие над землей красные искры из жестяных труб, вспыхивающие фонарики, которыми освещают путь снующие по снежным
