Майя Бессараб - Страницы жизни Ландау

Уайдлер Пенфильд».

После консилиума Пенфильд сказал о мозге больного:

– Прибор не сломан. Выздоровление придёт не сразу, очень постепенно.

Вечером Ландау был перевезён в Институт нейрохирургии, а утром 28 февраля Пенфильд сделал вторую запись в истории болезни, ещё более оптимистическую: «28 февраля. Осмотр в нейрохирургическом институте. Больной реагирует даже лучше, чем вчера. Есть основания ожидать больших улучшений умственной деятельности, а также работы рук и ног. Физиотерапия очень важна. У.П.».

Профессор Валентин Александрович Поляков как-то заметил:

– Физики проявили такое мужество, преданность и благородство, что мы, врачи, почувствовали к ним большое уважение.

Среди врачей ходила шутка:

– Своим спасением Дау на 33% обязан врачам, на 33% — физикам, на 33% — собственному организму (он никогда не пил и не курил) и на 1% — господу богу.

Врачи, конечно, поскромничали, но тем не менее физики доказали, что для них значит Дау.

С того страшного часа, когда весть об аварии облетела всех физиков, они начали собираться в больнице на Старом шоссе. Говорили мало. Выходящих из палаты врачей встречали настороженными взглядами: жив? В коридоре, прижавшись лбом к стене, рыдал любимый ученик Дау Исаак Яковлевич Померанчук. Безысходный страх, что вот-вот случится то, о чём они боялись говорить, держал их в больнице. Настала ночь. Никто не уходил. Пришлось дать физикам комнату, смежную с кабинетом главного врача.

Так возник знаменитый «физический штаб». В книге дежурства штаба — 87 фамилий! Ученики Дау, а также ученики его учеников на время превратились в диспетчеров, курьеров, шофёров. Это они, не дожидаясь рабочих, на своих плечах несли тяжёлую «дыхательную машину», они дежурили на аэродроме в ожидании рейсовых самолётов из Лондона, Копенгагена, Нью-Йорка, Берлина и Брюсселя. Понадобилось их знание иностранных языков для консультаций по телефону и для объяснения действия посылаемых медикаментов, понадобилось их умение водить машину и, главное, — надо повторить это ещё раз — их стремление сделать всё, что в человеческих силах, для спасения жизни Дау.

Что и говорить, на долю академика Ландау выпала трагическая возможность узнать, как к нему будут относиться после его смерти.

Для близких, а их оказалось очень много, время остановилось в день аварии. Что-то случилось с ним в первые же дни. Вначале вполголоса передавали друг другу: если протянет до утра, может, всё и обойдётся, потом стали говорить о третьих-четвёртых сутках, потом возник опаснейший пятнадцатый день, и так целых полтора месяца, тянувшихся чуть ли не год.

Первое слово Дау сказал 8 апреля. Это было одно-единственное слово, обращённое к медсестре: «Спасибо».

Весть о том, что Дау заговорил, в один день облетела и медиков и физиков… Но потом несколько дней больной молчал. А с 14 апреля уже разговаривал на русском и иностранных языках. Декламировал свои любимые баллады, наизусть читал Лермонтова, Симонова, английские стихи, отрывки прозы, без ошибки цитировал любимый отрывок из Ленина: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство… есть внушающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Предстояло ещё долгое лечение, больному делали массаж, его учили сидеть, ходить, делать гимнастику, но уже твёрдо можно было сказать одно: он выздоравливает.

Четверг, 3 мая.

Утром проснулся и сказал сёстрам:

– У меня есть сын Гарик. Пусть он придёт.

Как они с Гариком смотрели друг на друга!

Воскресенье, 6 мая.

Дежурит аспирант Анатолий Русинов. Он записал свой разговор с Дау.

– Дау, вы помните, что такое парамагнетизм Паули?

– Да.

– А диамагнетизм Ландау?

– Ну конечно.

– Как они зависят от температуры?

– Почти не зависят.

– А какая связь существует между ними?

– Равны, с точностью до постоянного множителя.

– Чему он равен?

– Порядка одной трети.

16 мая он вдруг сказал:

– А я стал какой-то странный.

– Почему?

– Всё забываю… и вот ноги… А что со мной было?

Голос, манера говорить, шутки, словечки — всё то же, что до болезни. Те же лучистые глаза.

Для проверки умственных способностей к больному пригласили психиатра.

– Лев Давидович, нарисуйте кружочек.

Дау старательно выводит крестик.

– Гм. А теперь я вас попрошу нарисовать крестик.

Дау изображает на бумаге кружочек.

– Зачем вы так? — с укором говорит психиатр. — Делайте то, что я вас прошу.

– Я именно этим и занимаюсь. Вы просите меня сделать глупость, и я исполняю ваше желание.

– Да, но вы делаете всё наоборот! — возражает психиатр.

– Это такие дурацкие задания, что если бы я поступил иначе, вы были бы вправе усомниться в моих умственных способностях.

Ночь. Сестра устала, а больной и не думает спать.

– Лев Давидович, у вас ни в одном глазу нет сна.

– Зато у вас в обоих, — отвечает Дау. — Вы поспите, а если кто придёт, я вас разбужу.

Всё лето 1962 года Дау провёл в сумрачной палате Института нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко.

20 июля.

– Почему я в больнице? И столько времени? Что-то я не очень верю в эту аварию.

2 августа.

– Я в мужской красоте не разбираюсь, но, насколько я могу судить, Фёдоров очень красивый. И талантливый врач. Он спас мне жизнь. Я ему очень благодарен.

10 августа.

Пришёл дежурный физик. Дау спросил:

– Чем вы занимаетесь?

– Ферромагнетизмом. Что-то в нём неясно.

– Нет, почему, там всё понятно, — быстро ответил Дау.

16 сентября.

– Я чувствую, что мои силы на исходе, — сказал Дау.

22 ноября.

– По-видимому, я своей болезнью поставил какой-то идиотский рекорд.

25 ноября.

Дау рассказали, какой скромный человек испытатель парашютов Евгений Андреев. Никогда не подумаешь, что он герой.

– У героев никогда не бывает героического вида. Героический вид только у трусишек.

О себе говорит иронически:

– Взяло кота поперёк живота.

В сентябре Дау перевели в больницу Академии наук. Здесь академика Ландау застали две большие награды: Ленинская премия ему и Е. М. Лифшицу за цикл книг по теоретической физике и Нобелевская премия по физике за 1962 год.

1 ноября Лев Давидович получил телеграмму:

«Москва, Академия наук, профессору Льву Ландау. 1 ноября 1962 года. Королевская академия наук Швеции сегодня решила присудить Вам Нобелевскую премию по физике за пионерские работы в области теории конденсированных сред, в особенности жидкого гелия. Подробности письмом. Эрик Рудберг, постоянный секретарь».