Игорь Курукин - Бирон

Такие услуги не забываются: в новое царствование братья Левенвольде обеспечили себе почетное и влиятельное положение. Рейнгольд вновь вернулся ко двору, а Карл Густав в марте-апреле 1730 года стал обер-шталмейстером, генерал-майором, генерал-адъютантом и командиром нового гвардейского Измайловского полка. На российской дипломатической службе оказался и третий брат — Фридрих Казимир.

Ходили слухи, что в первые годы правления Анны Карл Густав был успешным конкурентом Бирона на предмет близости к государыне. Так или нет — судить сейчас трудно; во всяком случае, в московском дворце Анны имелись апартаменты не только Бирона, но и еще одного «переходящего» любимца — графа Рейнгольда Левенвольде. Это позднее, при Екатерине II, «случай» превратится в штатную должность при дворе; «вступление» в нее очередного соискателя станет всем понятной и привычной процедурой — с получением чина флигель-адъютанта, нескольких тысяч душ (еще несколько полагались при расставании), занятием соответствующих апартаментов во дворце и правом беспрепятственного доступа к императрице — на придворном языке это называлось «ходить через верх».

Московский же двор первой половины столетия столь четких правил еще не выработал и официального доказательства интимных царских милостей не практиковал. Хотя желающие попасть «в случай» находились. Дворовый помещика Милюкова Василий Герасимов в 1735 году сожалел, что его хозяину такая попытка не удалась: «Да и наш-де господин был пташка, и сам было к самой государыне прирезался, как она, государыня, в покоях своих изволила опочивать и тогда-де господин мой, пришед во дворец, вошел в комнату, где она, государыня, изволила опочивать и, увидя ее, государыню, в одной сорочке, весь задражал, и государыня, увидя ево, изволила спросить: „Зачем-де ты, Милюков, пришел?“ и он-де государыне сказал: „Я-де, государыня, пришел проститца“ и пошел-де из комнаты, вышел вон».[83]

Вообще-то грубоватая Анна Иоанновна не кажется подходящей для роли искушенной и кокетливой светской дамы, стремящейся удержать сразу нескольких поклонников. Однако если «случай» имел место, Бирону приходилось эту деликатную ситуацию терпеть — клан Левенвольде был одним из опор аннинского правительства. В отличие от Бирона, братья Левенвольде уже давно освоились на русской службе и явно превосходили его по опыту и кругозору.

Не уступавший Бирону в решительности Карл Густав был крупной фигурой, судя по отзыву запомнившего его по службе в гвардии Василия Нащокина: «Человек был великого разума, имел склонность к правосудию; к подчиненным, казалось, был строг, только в полку ни единый человек не штрафован приказом его, а все в великом страхе находились, и такой человек, как оный граф Левенвольд, со справедливыми поступками и зело с великим постоянством, со смелостью, со столь высокими добродетелями редко рожден быть может. Он же при жизни его императорского величества, блаженной памяти государя Петра Великого, был его величества генерал-адъютантом и много употреблен бывал от его величества в посылки. В жизни своей оный граф фон Левенвольд имел охоту к ружью и охотник был до лошадей. И так я об оном описал, как подлинное мое есть примечание бесстрастно, ибо я у него в особливой милости не был и чрез его рекомендацию никакой милости в авантаж свой не получал, только писал в сей моей записке из почтения, видя в жизни моей такого достойного человека, который паче своей славы, общее добро, то есть правдолюбие, наблюдал, что мне случилось видеть и сим засвидетельствовать».

Старший Левенвольде наряду с Бироном и Остерманом стал одним из самых влиятельных людей при дворе; при поддержке П. И. Ягужинского ему удалось добиться подтверждения рыцарских прав и привилегий лифляндского дворянства. Однако Анна одаряла и награждала не только верных «немцев». По случаю коронации раздавались звания, ордена и имения тем, кто помог Анне «свалить» «верховников». Фельдмаршал И. Ю. Трубецкой, князь А. М. Черкасский, С. А. Салтыков и дядя императрицы В. Ф. Салтыков получили андреевскую звезду; Черкасский, И. Г. Головкин и А. М. Апраксин стали действительными тайными советниками; И. И. Дмитриев-Мамонов, С. А. Салтыков, Г. П. Чернышев, Г. Д. Юсупов и А. И. Ушаков — генерал-аншефами; генерал-майор И. Ф. Барятинский — генерал-лейтенантом; сенаторы М. Г. Головкин и В. Я. Новосильцев — тайными советниками. Василий Татищев получил чин действительного статского советника и тысячу душ. Семену Салтыкову пожаловали 800 дворов (это, если считать по принятым в то время меркам по четыре «души» на двор, означало получение 3 200 душ), а А. И. Ушакову — 500 дворов.

Раздача «пряников» сочеталась с умеренным применением «кнута». При этом новая власть грамотно использовала проверенный принцип «разделяй и властвуй». Приятель Петра II молодой Иван Долгоруков уже 27 февраля был «выключен» из майоров гвардии и посажен вместе с отцом под домашний арест, и от обоих потребовали представить отчет о придворных расходах. Но одновременно фельдмаршалы Василий Долгоруков и Михаил Голицын получили от Анны по семь тысяч рублей. Второму, кроме того, императрица пожаловала четыре волости в Можайском уезде; жена князя стала первой дамой двора — обер-гофмейстериной, а сам он — президентом Военной коллегии. Датский посол рассказывал, как Голицын у ног Анны просил ее о прощении и оправдывался тем, что «хотел защитить наше несчастное потомство от такого произвола, назначив благоразумные границы их (монархов. — И. К.) непомерной власти и власти фаворитов, которые немилосердно нас мучили».[84]

Может быть, царские милости означали, что боевые генералы дрогнули в решающий момент? 25 февраля оба фельдмаршала никак себя не проявили, а армейские полки столичного гарнизона не оказали «верховникам» поддержки, тогда как во время чтения утвержденных Анной «кондиций» войска охраняли правителей в Кремлевском дворце.

После проведения коронационных торжеств взялись за виновных в неудавшейся «затейке». В апреле князей Долгоруковых отправили пока еще в почетную ссылку — губернаторами и воеводами в Сибирь, Астрахань и Вологду. В мае бывший посол в Речи Посполитой князь Сергей Григорьевич Долгоруков должен был сдать все служебные документы и отчитаться в расходовании выданных ему на подкуп депутатов польского сейма средств — 6 тысяч червонцев и мехов. В июле гвардейские офицеры произвели обыски в домах Василия Лукича, Сергея и Ивана Григорьевичей, в ходе которых были изъяты бумаги «о делех ее императорского величества», а заодно и библиотека, переданная в Коллегию иностранных дел, где ее следы затерялись.