Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

А позже, просматривая свежую почту, вздохнул и ругнул себя: вот и накликал. В американских газетах публиковались снимки из ночного Берлина, где на площади Оперы, рядом со зданием университета, полыхал гигантский костер из книг. В огне гибли тома Вольтера, Спинозы, Маркса, Эйнштейна, сообщали репортеры. Хорошая компания, утешался великий физик. И думал: если какие-то книги запрещены и становятся недоступными потому, что политическая ориентация или национальность их автора неугодна правящим кругам, любой человек, а ученый-исследователь прежде всего, не сможет отыскать достаточно прочное основание, на которое он мог бы опереться. А как может стоять здание, если оно лишено прочного фундамента? Чушь!

Фашисты, конечно, не собирались ограничиваться словесными угрозами и кострами из книг. Толпа вооруженных людей ночью 20 марта 1933 года ворвалась в летний дом Эйнштейна в Капуте и объявила его конфискованным. Та же участь постигла и яхту «Морская свинка». Штурмовики СА разгромили и ограбили берлинскую квартиру ученого. Искали оружие. Но довольствоваться пришлось только двумя ржавыми тупыми кухонными ножами.

Бедная Эльза, вся в слезах, требовала от всемогущего мужа выступить с протестом, поднять мировую общественность и т. д., и т. п., и пр. Эйнштейн с улыбкой слушал причитания сварливой жены, и, как мог, утешал:

– Дорогая, там у меня оставались лишь яхта и подруги. Гитлер забрал только мою «свинку», что для последних, полагаю, явно оскорбительно…

Помолчав, добавил: «Пойми, это не наше бегство, а освобождение».

– Но, Альберт, ты же так радовался своей работе в Берлине, сам говорил, что такого количества выдающихся физиков нигде в мире больше не найти…

– Да, говорил. С чисто научной точки зрения жизнь там часто бывала приятной. Тем не менее, меня не оставляло ощущение, будто на меня что-то давит, и всегда было предчувствие, что добром все это не кончится.

27 февраля 1933 года своей сердечной подруге Маргарет Лебах он сообщил: «Из-за Гитлера я решил не ступать больше на немецкую землю… От доклада в Прусской академии я уже отказался». А вослед вчерашней гордости немецкой науки неслись торжествующие вопли оракулов из объединения «Немецкая физика»: «Релятивистский еврей, чья лоскутная математическая теория начинает мало-помалу разваливаться на куски, покинул Германию!»

В нью-йоркском консульстве Германии Эйнштейн долго наедине беседовал с высокопоставленным немецким дипломатом.

– Герр Эйнштейн, если вы не чувствуете за собой вины, с вами на родине ничего дурного не случится, – заверял германский консул. – Вас по-прежнему ждут.

Но когда официальная часть закончилась, дипломат, опустив глаза, тихо добавил:

– Теперь, когда мы можем поговорить по-человечески и я могу вам сказать, что вы поступаете именно так, как и следует поступать.

И поднес указательный палец к губам.

Потом пригласил в свои апартаменты, где жена уже накрыла столик для чаепития. Грация Шварц, обслуживая гостя мужа, обратила внимание: «Как будто что-то умерло в нем. Он сидел у нас в кресле, накручивал на палец белые пряди своих волос, говорил задумчиво о различных предметах… Не смеялся…»

При расставании консул, почти как заговорщик, вручил Эйнштейну один из последних номеров «Völkischer Beobachter»: «Дома почитаете…»

Развернув газету, Эйнштейн тут же обнаружил знакомую фамилию своего вечного оппонента профессора Филиппа Ленарда. Наконец-то пробил и его звездный час! Ну что, мой старый друг, чем порадуете?

«Наиболее важный пример опасного влияния еврейских кругов на изучение природы представляет Эйнштейн со своими теориями и математической болтовней, составленной из старых сведений и произвольных дополнений. Сейчас его теория разбита вдребезги – такова судьба всех поделок, далеких от природы. Солидным ученым не избежать упрека: они допустили, чтобы теория относительности могла найти место в Германии. Они не видели или не хотели видеть, как можно выдавать Эйнштейна – в науке и в равной степени вне ее – за добропорядочного немца…»

На развороте – снова Ленард во всей красе. Открывая новый физический институт, глашатай «арийской физики» говорит: «Я надеюсь, что институт станет оплотом против азиатского духа в науке. Наш фюрер изгоняет этот дух из политики и политической экономии, где он называется марксизмом. Но в результате коммерческих махинаций Эйнштейна этот дух еще сохраняет свои позиции в естествознании. Мы должны понять, что недостойно немца быть духовным последователем еврея. Науки о природе в собственном смысле имеют целиком арийское происхождение, и немцы должны сегодня снова находить собственную дорогу в неизведанное».

Разумеется, отвечать Ленарду, комментировать это бред было бессмысленно. Тем более, вряд ли они там напечатают то, что хотелось бы сказать… А вот давнему другу Максу Планку изложить свои соображения давным-давно пора:

«Настало такое время, когда порядочный человек в Германии должен стыдиться того, как низко со мной здесь поступают… Объявленная война на уничтожение против моих беззащитных еврейских братьев вынуждает меня бросить на чашу весов все мое влияние, которое есть у меня в мире…

Чтобы Вы лучше меня поняли, я прошу Вас на минуту представить себе такую картину – Вы профессор в Пражском университете. И там приходит к власти правительство, которое лишает чешских немцев средств к существованию, одновременно путем насилия запрещает им покидать страну. Вдоль границы устанавливаются посты, которые стреляют в тех людей, кто хочет уехать без разрешении из страны, чье правительство ведет против них необъявленную войну на уничтожение. Считали ли Вы тогда правильным все это молчаливо принимать, не вступаясь за них? И разве уничтожение немецких евреев взятием их на измор не является официальной программой сегодняшнего немецкого правительства?»

Что мог возразить коллеге почтенный Планк, сам запертый в клетке, увенчанной свастикой? Ни-че-го. Впрочем, в мае 1933 года он как президент общества имени кайзера Вильгельма все же добился приема у рейхсканцлера и попытался убедить Адольфа Гитлера, что такие люди, как Габер или Эйнштейн, могут быть бесконечно полезны для страны. Он мягко настаивал, что, мол, существуют разные евреи, не стоит ко всем подходить огульно, что встречаются патриархальные евреи, которые свято чтут лучшие немецкие традиции, являются верными носителями ценностей истинно немецкой культуры. Вот, например…

– Все это чепуха! – Резко перебил ученого Гитлер. – Жид есть жид. Где есть один жид, там сразу собираются евреи всех мастей. И вы меня не переубедите! Мы обойдемся без ваших евреев!