Автобиография одной итальянской семьи - Санто Версаче
Особенно нас оскорбила одна история, появившаяся в «черной прессе» и касавшаяся Чико Форти. Этот итальянец был приговорен в Америке к пожизненному тюремному заключению за убийство, совершенное в 1998 году, причем упорно отрицал свою причастность к этому убийству. В Италии возникло целое движение в защиту Форти, в которое были вовлечены и люди искусства, и политики, от Фьорелло до Эммы Бонино. В конце 2020 года министр иностранных дел Луиджи ди Майо заявил, что губернатор штата Флорида хоть и с осторожностью, но принял ходатайство Форти, и теперь его, скорее всего, для отбывания наказания перевезут в Италию. Однако, по словам американских властей, обвинение с него не снято и он по-прежнему считается виновным. Бесконечная история.
Какое отношение это имеет к нам? Журналист Форти опубликовал документ под названием «Улыбка Медузы», где якобы раскрывались неизвестные подробности гибели Джанни. Публикация прозвучала по радио. Ради сенсации Форти даже выкупил тот плавучий дом, где нашли труп Кьюненена. Он, как и Фрэнк Монте, считал, что Кьюненен не покончил с собой, а был убит, чтобы не болтал лишнего. А затем кто-то якобы инсценировал его самоубийство. Такие разоблачения стоили Форти свободы, в том смысле, что если верить всей этой бредовой конструкции, то он вовсе не совершал убийства, за которое получил пожизненный срок, а его ловко подставили, ибо он слишком много знал о деле Версаче.
Но нет в этом деле никакой скрытой интриги. И никаких жгучих разоблачений тоже нет. И не существует параллельных миров, где Джанни никто не убивал. Его застрелил неуравновешенный преступник-психопат, для которого Джанни был символом славы, успеха и удачи. Как Марк Чепмен, убивший Джона Леннона. Как Джон Хинксли, стрелявший в президента США Рональда Рейгана, «чтобы произвести впечатление на Джоди Фостер», актрису, которую он упорно преследовал, потому что был ее страстным фанатом.
Такие убийства, как убийство Джанни, обнажают нездоровый лик «культуры селебрити», маниакальное стремление показать себя, жить, существовать и любой ценой создавать материал для СМИ, пусть и ценой убийства.
Я не читал всех статей и книг, где криминологи, социологи и журналисты анализируют гибель Джанни. А тех, что прочел, не помню. Ни одна из этих публикаций не смогла и никогда не сможет меня утешить.
Исключение, пожалуй, составляют слова, написанные художником Эмилио Тадини в «Коррьере делла сера» 16 июля. Думаю, что они точнее всего выражают значение, которое гибель Джанни имеет для всех, даже для тех, кто не был с ним знаком лично и для кого имя Версаче означает только этикетку на одежде.
«Когда умирает известная личность, мы почти неизбежно, словно протестуя против долга перед обществом, каким-то роковым образом принимаемся соединять фрагменты надгробных панегириков и похоронной риторики. Но бывает, что такие выходящие из ряда вон случаи, как этот, наводят нас на мысли, которые никогда не пришли бы нам в голову в обычных условиях и объективную суть которых никогда не пытались бы выяснить. Видимо, существует нечто такое, на что мы до сих пор вынужденно смотрели как на показную, шумную очевидность ежедневного самопожертвования такой личности. И теперь, в момент смерти Джанни Версаче, мы пытаемся подумать о его жизни. В истории каждого великого города есть личности, которые в определенные моменты оказываются способны реализовать свою силу и волю гораздо полнее, чем это могут сделать другие. Они появляются среди нас, ибо вобрали в себя все духовное наследие своих отцов, своих предков. Или всего добились в одиночку. Джанни Версаче – один из них, один из немногих великих представителей моды в Милане. Всего за несколько лет Джанни Версаче стал всемирно известной личностью. И не только как создатель необыкновенно удачных и успешных моделей одежды. Он известен и как создатель эффективной сети производства и сбыта этих моделей, а это удается лишь очень немногим. Он сумел передать свой неповторимый стиль, который не спутаешь ни с каким другим. Его творческий язык сумел сказать то, что никому до него сказать не удавалось: работать – во всем мире означает цель, которую перед собой должны ставить все крупные объединения. Для многих из них это трудноразрешимая проблема, словно у них не хватает оборудования и нужного оснащения. <…> В последних своих коллекциях Версаче работал над тем, чтобы убрать все лишнее, утончить линии и сделать модели проще и легче. Неизменными оставались только яркие цвета и необыкновенная способность к выдумке. Это чисто итальянский стиль, его узнают во всем мире, и, ей-богу, его стоит повторять. Вдумайтесь, со сколькими разными акцентами бессчетное количество раз произносится и будет произноситься во всем мире имя итальянца Джанни Версаче…»
18
Воистину нет способа свести счеты с тем, что теряем. Я попытался сделать это в своей книге. Расскажи – и тебе станет легче. Но сам процесс обнажает все рубцы от душевных ран.
Как я уже сказал на предыдущих страницах, после Майами очень многое изменилось. Гибель брата создала глубокие трещины и в деле, и в нашей семье. В его завещании, составленном в сентябре 1996 года, наследницей половины состояния названа Аллегра. Джанни любил всех своих племянников, но Аллегра всегда была «его принцессой», центром мира, волшебной девочкой, как Донателла, когда мы были еще маленькие. Не могу отделаться от мысли, что, если бы Джанни не покинул нас, мы держались бы вместе. Наше дело не вошло бы в полосу кризиса, мы ничего не начали бы продавать, и я сам не подтолкнул бы фирму «Версаче» к совершенно другой судьбе. У нас состоялся бы союз с «Гуччи», и мы продолжили бы только приобретать.
И что-то выдумывать уже бесполезно: мы стали захлебываться в море необратимости.
Что же касается завещания Джанни, то существует закулисная сторона вопроса, о которой я хочу поведать из любви к истине. Я уже писал, что он составил завещание в сентябре 1996 года, меньше чем за год до смерти. Я не знал, что он ездил к нотариусу.
Но думаю, что этот поступок явился результатом возникшего между нами в тот момент довольно сильного напряжения. Ссоры как таковой не было, обычно мы вообще не ссорились. Я, постоянно ощущая себя старшим братом и ответственным за расчеты, как-то раз отчитал его за слишком большие траты. А он тогда ответил мне: «Деньги для того и существуют, чтобы их тратить». Мы послали друг друга куда подальше, и на этом дело кончилось. Антонио Д’Амико рассказывал мне, что примерно за неделю до смерти Джанни они отправились купить какие-то вещи для оборудования
