Катрин Денев. Красавица навсегда - Плахов Андрей Степанович
И такого рода резкость – тоже вполне в духе Бунюэля, во всем культивировавшего дух противоречия. Иногда во время работы над «Тристаной» он, полный злости, заявлял в лицо мадемуазель Денев, что презирает всех звезд. И даже, желая рассердить ее, сделал Тристану-калеку внешне гораздо ужаснее, чем это было в сценарии. Ужаснее и прекраснее!
Что он всегда ценил в Катрин, это ее образцовую дисциплину на съемках. И неизменно подчеркивал, что она – первоклассная актриса. В конечном счете они всегда находили общий язык, а Денев, преклонявшаяся перед гением, прощала ему «диктаторские замашки».
В статье, посвященной Бунюэлю, актриса пишет: «Часто его называют поэтом невысказанного, который инстинктивно воссоздает сны и продукты воображения, но забывают, что он, в первую очередь, потрясающий рассказчик и сценарист, который без устали трудится, чтобы сделать историю интригующей и захватывающей… Первая часть «Тристаны» показалась мне по актерской задаче намного труднее, чем последующая. Это вовсе не просто – играть наивность. А Бунюэль очень простой человек, который не переносит чрезмерной психологизации персонажей. Во время съемок он постоянно нам вдалбливал: никакой психологии! (…) Работая над «Тристаной», я почувствовала профессиональное удовлетворение, без которого не может быть и удовлетворения личного».
Сама актриса, в отличие от режиссера, оценивает свою Тристану выше, чем Северину. И она права. «Дневная красавица», как и большинство остальных работ Бунюэля, – фильм режиссерский. Катрин Денев, как мы знаем, охотно отдает свои исходные данные в распоряжение постановщиков, в которых верит. Тем более – когда речь идет о Бунюэле.
Вместе с тем Денев, как каждую актрису, не может не привлекать роль-бенефис, роль в определенном смысле авторская. Пожалуй, Бунюэль почувствовал, что актриса на сей раз оказалась чем-то большим, нежели послушным орудием. Не это ли вызвало его чрезмерную колкость?
После премьеры в Канне критика была более расположена к Денев, чем к самому фильму. И куда менее строга к ней, нежели сам режиссер. Все писали не только о ее выдающейся игре, но и об удивительной органике перевоплощения. В этой элегантной парижанке вдруг обнаружилась «вся крутизна волос, вся крестьянская твердость, весь жестокий огонь, вся легкость и весь трагизм самой испанской из испанок!»
Роль Тристаны была последней, где – хотя бы в экспозиции – она воплощала добродетельную, инфантильную юность. В свои двадцать семь лет, довольно-таки рано для актрисы, Катрин Денев перешагнула порог зрелости – и физической, и духовной.
Стало окончательно ясно, что ее успех определяет незаурядное, все более развивающееся психологическое мастерство. За «Денев романтической» открылась очень современная актриса, умеющая трезво, реалистично, до мельчайших деталей анатомировать внутреннюю жизнь своих героинь. В этом смысле у нее были во Франции только две соперницы – Жанна Моро и Роми Шнайдер, но обе развили в себе эти качества в зрелом возрасте. Денев же вышла на столь трудно достижимый уровень, когда ей было еще далеко до тридцати, сыграв в «Отвращении», «Дневной красавице» и увенчавшей этот период «Тристане».
Спустя четыре года после «Тристаны» судьба подарила Денев, к тому времени уже перешедшей возрастную отметку 30, эхо незабываемой встречи с Луисом Бунюэлем. Его сын Хуан Бунюэль пригласил актрису сыграть в фильме «Женщина в красных сапожках». Так бунюэлевский сюжет в жизни Денев нашел неожиданное продолжение.
До этого Хуан, наделенный почти двухметровым ростом и фигурой боксера, блистал в спорте – был мастером классической борьбы, капитаном футбольной команды. Потом работал как скульптор, и вот – решил попробовать себя в кино. «Женщина в красных сапожках» – его второй фильм.
Взяв за принцип слова Жана Ренуара о том, что надо жить и работать с людьми, которые тебе нравятся и которые тебя любят, он собрал хорошо ему знакомое артистическое окружение Бунюэля: его продюсера Сержа Зильбермана, его любимых актеров Фернандо Рея и Катрин Денев. Они работали на «Тристане», где Хуан был ассистентом. «Женщина в красных сапожках» и драматургически напоминает «Тристану». По словам режиссера, «противоборство героев составляет ядро конфликта: мужчина сеет враждебность, и начинается борьба не на жизнь, а на смерть, в результате которой происходит разрушение разрушителя, инквизитор сам сгорает живьем».
Мы знакомимся с богачом, самозабвенно коллекционирующим картины, и с молодой писательницей, неудачливой и в творчестве, и в любви. Он пленен встреченным в реальной жизни «шедевром» и преследует героиню по пятам. Поначалу в фильме преобладают детективные атрибуты – слежка с помощью фотоаппарата и микрофона, встречи в злачных местах, ядовитые таблетки и убийство. Но все это постепенно отдаляется на второй план, а на первый выходит символическая шахматная партия, которую разыгрывают между собой герои-антагонисты. Реальность перемежается с фантастическими грезами, житейские конфликты переходят в регистр борьбы экзальтированных воображений.
В фильме сочетаются элементы развлекательности, интеллектуального фарса и морализаторства. Ни то, ни другое, ни третье не несет на себе печати гениальной простоты, свойственной отцу режиссера. В лучшем случае Хуана называют «превосходным бунюэлистом».
По словам Бунюэля-младшего, герой фильма, которого один взгляд на шедевр искусства повергает в судорожные корчи, преисполнен «ярости кастрата», он – сумасшедший, но не более чем те, кто громили первую сюрреалистическую выставку, или чем нацисты, сжигавшие книги, или экстремисты, уничтожавшие творения Пикассо. Он – безумец не более чем цензоры, которые режут фильмы, полагая, что имеют на это право, или коллекционеры, запирающие шедевры на ключ и тем самым их хоронящие. Ряд ассоциаций звучит красиво, но, к сожалению, не слишком подтверждается самим фильмом.
Катрин Денев в роли писательницы Франсуазы заслужила, чтобы ее героиню называли феей, волшебницей и даже ведьмой, приписывали ей интуицию, достойную прорицательницы Сивиллы. Отзывы французской прессы были в ту пору почти всегда благожелательны к Денев. «Франс-суар» прочила актрисе «Оскара» «за лучшую мистификацию», а «Ле нувель обсерватер» устами Мишеля Гризоля провозглашала: «Она еще нигде не была так естественна, как в этой картине, где как раз и не должна быть таковой. Одним парадоксом больше в фильме, который и так ими богат!»
«Женщина в красных сапожках», так же как некоторые другие фильмы Катрин Денев послебунюэлевского периода, были для актрисы экспериментами с целью перепроверить и в чем-то изменить сложившееся о ней зрительское представление. Но это было не так просто на фоне того внутреннего шлейфа, который тянулся от ее бунюэлевских героинь.
И сам Бунюэль, вплоть до его смерти в 1983 году, не создал характеров такой глубины и оригинальности, как те, что равно принадлежат обоим – режиссеру и его актрисе. Как Северина и Тристана.
Из киноманского прошлого
(Львов, 1968)
Как-то я прочитал, кажется, в польском журнале, интервью с Денев под названием «Любовь мне наскучила, деньги меня забавляют». Это стало серьезным испытанием для моей мечты и, собственно, побудило меня написать письмо. Я уверял Катрин, что не знаю как там во Франции, а у нас в СССР еще сохранились настоящие чувства. Ответ тогда был короток: не надо верить тому, что пишут газеты. И еще в письме говорилось: жаль, что вы смотрели только «Шербурские зонтики» и не видели меня в фильмах Луиса Бунюэля, но эти фильмы никогда ни при каких обстоятельствах – так и было сказано – не будут показаны в Советском Союзе.
Из интервью с Катрин Денев
(Париж, 1998)
Я напоминаю собеседнице о своем давнем письме.
– Какой ужас! Как можно такое напечатать? И я правильно вам ответила. Любовь скучна? Да это деньги скучны! Конечно, деньги – необходимость, но мои мозги не устроены по-капиталистически, я не умею копить, я большая мотовка, и, в сущности, деньги не так уж для меня важны. А любовь, дружба, человеческие отношения – вот что для меня самое главное. Даже важнее работы. Так что я просто потрясена, кто позволил себе напечатать от моего имени такое безобразие. У вас в России возможно такое?
