Без остановки. Автобиография - Пол Боулз
В конце 1880-х гг. папина-мама и папин-папа совершили вояж по глубинке американского Юга, который они считали живописным и интересным с туристической точки зрения регионом. Где-то в Алабаме они услышали о «хорошей» семье, пережившей трагедию. Оба родителя умерли почти в одночасье, оставив несколько детей разного возраста. Папина-мама решила помочь, ей очень понравился старший мальчик по имени Губерт, который был приблизительно одного возраста с её старшим сыном. В общем, они взяли Губерта в Эльмиру. Официально его не усыновляли, но он жил с ними в течение нескольких лет, а потом успешно занялся бизнесом. «На его плечи легла ответственность за всех членов его семьи, — говорила папина-мама. — А его плечи оказались хрупкими. Мы хотели помочь. И парень работал, не покладая рук». Он стал одним из лучших американских кутюрье, и, в конце концов, смог содержать своих сестёр и их семьи. У него был салон (и магазин свитеров) на Пятьдесят седьмой улице рядом с Пятой авеню. Я помню, когда был ребёнком, как иногда он приходил к нам на обед в шёлковой рубашке с запонками из сапфиров, рубинов, изумрудов и аметистов, подобранных по цвету ткани. Всегда в гетрах, а говорил исключительно о сплетнях у золотой молодёжи. (Café Society[43] — хотя сам термин тогда ещё не появился, феномен уже существовал.) Он много непристойно шутил и рассказывал анекдоты. В общем, болтал о вещах, гораздо более современных и нескрываемых, чем могли бы услышать мои родители от своих друзей, потому что Губерт шесть раз в году делал показы в Европе и был в курсе разговоров людей в Париже, Карловых Варах, Каннах, Санкт-Морице и Биаррице. Этот кутюрье прибыл в Париж, где я с ним и столкнулся. Мы не виделись десять лет, но увидев его в Hôtel Daunou, я тут же его узнал, хотя он был без гетр (наверное, потому что дело было летом).
Губерт приветствовал меня словами: «Бог ты мой, как ты стал похож на своего отца, когда он был в твоём возрасте. И он был очень красивым. Красивее тебя». Так как я сам не был красивым, то и утверждения о красоте моего отца не показались мне убедительными. «Где ты остановился?» — поинтересовался он. Я ответил. «Ой, это очень далеко. Почему бы тебе не переехать ко мне в Отель Дону?» — предложил Губерт. Я переехал туда (над Harry's Bar, то есть: «Санк Руу До Нуу) [Отель Донý „у пяти улиц“ [фр. cinc rues]», где меня ждала в одинаковой степени хладнокровная и несуразная сексуальная инициация. «Твой отец дал мне чек на двести долларов, чтобы я купил тебе одежды, — заявил Губерт, — но я от чека избавлюсь». «А что с одеждой?» — поинтересовался я. «Не переживай, одежду достанем».
Мы купили совсем немного одежды, но он отвёз меня к своему портному по имени Дюсатóй и попросил его перешить на меня костюм, который до этого заказал. Костюм был готов через две примерки. У меня раньше никогда не было такого: двубортный, из шевиота шоколадного цвета с белой тонкой полоской. «Туфли надо покупать только в Hellstern's». Мы поехали и купили. «Тебе надо завести трость, — размышлял Губерт. — И на следующей неделе надо будет куда-нибудь поехать. Куда бы ты хотел?»
«В Венецию», — ответил я.
«Хорошо, завтра схожу в туристическое агентство Кука»[44].
Приятное и незнакомое чувство, что к тебе относятся как к важному человеку, оттенялось необходимостью часами вести скучные разговоры. В конторе Томаса Кука Губерт разговорился с женщиной, которая только что вернулась из Венеции и сообщила, что там стоит несусветная жара. В конечном счёте, мы оказались в Санкт-Морице в кабриолете с шофёром. Вместо площади Св. Марка я увидел виллу д'Эстена на берегу озера Комо, а вместо Гранд-канала — перевал Стельвио в австрийском Тироле. У меня часто шла носом кровь, и я набрал вес.
Вернувшись в Париж, я навестил графиню де Лавиллат, которая пригласила меня в город Гере в департаменте Крёз. Там были многие члены семьи, с которой я познакомился ранее. Кристин лежала в роддоме, на сносях. По четырём углам шато Кавиллан высились круглые башенки, и моя комната располагалась в одной из них, а её стены были обиты хлопковой тканью с рисунком / toile de Jouy[45]. Мне прислуживал слуга почтенных лет по имени Петитжан. Принося мне кувшин с водой, он говорил: Débarbouillez vous / «Прополощите горлышко». Когда за столом я спросил, что значит это выражение, se débarbouiller, одни рассмеялись, а вид у других был немного испуганный и озадаченный. «Не суди строго Петитжана. Он же простой крестьянин», — ответили мне.
Растительность в тех местах была нежной и пышной, дожди шли каждый день. Графиня проводила большую часть времени в салоне за вышиванием. В доме гуляли сквозняки, шевелившие висевшие на стенах гобелены. В темноте с трудом различались рыцарские доспехи. Тишина в доме стояла такая, что я слышал жужжание пчёл за окном.
С Губертом мы договорились, что встретимся в Сен-Мало, после чего отправимся в Довиль, который был в то время летней штаб-квартирой Café Society. «Я сюда всегда заезжаю», — заявил он. Губерт был заядлым игроком и считал, что ему больше всего везёт в довильском казино. Я приехал в Сен-Мало за несколько дней до него, отправился на остров Мон-Сен-Мишель и остановился в маленькой съёмной комнате, из тех, что «матушка» Пулар сдавала как пансион с питанием. У неё на главной улице был ресторан. Кухня располагалась на противоположной стороне улицы, так что официантки носились взад и вперёд через дорогу с подносами, что, впрочем, нисколько не отражалось на качестве пищи (отменном). Я рассказал об этом ресторане Губерту, когда тот приехал в Сан-Мало. «Я отведу тебя в по-настоящему хороший ресторан», — пообещал он. Мы поехали в Див-сюр-Мер, в Auberge de Guillaume le Conquérant / Приют Вильгельма Завоевателя. Владелец ресторана был очень немолод. Он бродил
