Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

У меня был такой план я предполагал покинуть Ташкент, когда пик в поисках меня спадет, и направить свой путь к силам, контролируемым Иргашем, чтобы посмотреть, что он делает, и каковы его намерения и цели, и затем либо остаться в Туркестане до прихода британских сил из Транскаспия, либо пробраться на соединение с ними.

У моего молодого друга, которого мы будем называть Марков, была пасека в горах, в которых были тропы, ведущие в Фергану. Я намеревался поселиться у него на пасеке в хижине, а затем как можно скорее направиться к Иргашу.

5-го ноября я покинул город, направляясь по дороге на северо-восток. Я управлял повозкой с сеном, на которой ехал Марков. Я второй раз надел на людях свою австрийскую форму, в первый раз это было в день моего исчезновения. Я по-прежнему чувствовал себя в ней немного неудобно и необычно. Один австриец подошел ко мне и попросил подвезти его до села Никольского, в четырех верстах от Ташкента. Я отказал в этом ему довольно резко. Мы прибыли в Никольское в сумерках и остановились на несколько минут в доме родственников Маркова, где жила его жена. Она дала нам горячие пирожки с яблоками — что-то вроде тарталеток. Это было очень кстати, так как вечер был очень холодным. Никольское было селом, в котором большевистский военный пост проверял всех путешествующих, особенно ночью. Наши друзья показали нам огонь, горящий на веранде дома, где находился этот пост, и провели нас в обход по тропинке мимо него. С их помощью это сделать было нетрудно, но, думаю, если бы я остался верен своему первоначальному плану побега из Ташкента, то сразу же в ночь своего исчезновения, я совершил бы ошибку, не учтя наличие этого поста. Я рисковал подвергнуться трудному и, возможно, фатальному для меня допросу.

Мы пропутешествовали на своей повозке приблизительно до десяти часов вечера, проехав двадцать четыре версты от Ташкента, и добрались до села Троицкого. Здесь мы разместились у крестьянина, которого мы называли Иваном. Он был другом Маркова. Мы с Марковым спали вдвоем в совмещенной кухне-гостиной, которую позже я так хорошо узнал. Нашей кроватью служила охапка сена, взятая с воза. Мы собирались выступить с рассветом, чтобы как можно быстрее добраться до места и тем самым избежать всякого рода опасностей, подстерегающих нас по дороге.

В Троицком был один из самых больших лагерей для военнопленных и один из самых плохих. Капитан Брюн в своей книге утверждает, что там было восемь тысяч могил австровенгерских военнопленных.

В селе было полно австрийцев. Я не хотел задерживаться здесь, так как была опасность, что кто-нибудь из них встретит меня и спросит в случайной беседе о том, куда я направляюсь. Тут-то я и познакомился с одной чрезвычайно отрицательной и раздражающей меня чертой характера, присущей русским, принадлежащим к определенному классу общества. Я встал рано и был готов двигаться дальше, но вместо того, чтобы отправляться, они разожгли самовар и стали пить чай. Это продолжалось часов до девяти утра. Затем они сказали, что ехать уже слишком поздно, и мы не успеем за день достигнуть конечной намеченной цели нашего путешествия, поэтому мы двинемся в путь в полночь и проедем немного до села Искандер и проведем ночь там. Это, конечно, означало остановку еще в другом доме, что давало лишнюю возможность и другим людям поговорить со мной и запомнить меня. Я так поступить не мог. Марков был единственным человеком, который знал, кто я на самом деле, и при чрезвычайной неосмотрительности или под нажимом он мог совершить какой-то поступок, вызывающий подозрения. В полночь кто-то поставил опять самовар, и мое раздражение стало невыносимым. Затем Марков сказал, что на дороге находятся посты, и мы не сможем проехать их вплоть до окончания темноты, поэтому небезопасно выезжать до четырех. В четыре кто-то поставил опять самовар, а потом было решено, что вообще выезжать слишком поздно, и что нам лучше ехать уже на следующий день! Позже я как-то привык к такому порядку вещей, но вначале, да еще при особых обстоятельствах моего положения, это было совершенно невыносимым.

Следующий день был 7 ноября, первая годовщина большевистской революции. После более многочисленных самоварных дел мы выехали в девять и проехали девятнадцать верст до села Искандер, не встретив опасных патрулей по дороге. Здесь мы остановились на пару часов и пообедали с местным комиссаром. Он был родственником Ивана. Жители села, числом около пятидесяти, главным образом дети, маршировали взад и вперед по улицам села, распевая «Рабочую марсельезу», «Интернационал» и другие революционные песни. Большевики придавали большое значение музыкальной пропаганде. Для организации этого из Ташкента был прислан специальный человек. Сартское население учило мелодию со словами на тюркском языке.

Пообедав, мы продолжили свое путешествие. На расстоянии нескольких миль от Искандера мы переправились через реку Чирчик и поехали по левому берегу реки. Здесь я увидел стаю больших дроф, а также множество рябок. В сумерках мы проехали большое селение Ходжикент, находящееся в двадцати двух верстах от Искандера. Проехав еще какое-то расстояние, когда стало уже совсем темно, если не считать света неполной Луны, мы достигли небольшого селения Юсупхана.

Я добился от Маркова и Ивана обещания, что мы доберемся до пасеки этой ночью, не подвергаясь больше риску в селениях. Мы не могли дальше двигаться на повозке в темноте, но чтобы сдержать свое обещание, мои друзья предложили идти со мной пешком на пасеку этой ночью. Однако мы решили провести ночь там, где мы оказались. Меня разместили в доме, где я встретил одного татарина, полковника Юсупова, и польско-русского капитана кавалерии по фамилии Липский. Они оба, как и я, были «в розыске». Я был вынужден объявить им, кто я. Следующим утром Марков, Иван, Липский и я вышли вместе, направившись в селение Бричмуллу, расположенное в долине в устье реки Коксу. Почти все реки в Туркестане называются — Коксу, то есть «голубая вода». Правда, вам может встретиться Ак су — белая вода; Кара су — черная вода; Кызыл су — красная вода, но голубая — любимая. Мы наконец достигли конца пути, и, можно сказать, и конца цивилизации. Это значило, что каждый привлекал к себе персональное внимание в местном масштабе, и мне не надо было больше вливаться в общую массу австрийских военнопленных.

В Бричмулле был один польский офицер, военнопленный, который был известен своим гостеприимством и любознательностью. Мне сказали, что он обязательно пригласит меня, если увидит, поэтому полковник Юсупов зашел к нему повидаться с ним и устроить так, чтобы он не находился в комнате, выходящей на дорогу, и, таким образом, не мог бы увидеть нас, когда мы будем проезжать мимо. Мы оставили повозку в Бричмулле и взбирались вверх в горы пешком около двух часов, пока не достигли пасеки. Она представляла собой пару домиков, расположенных в маленькой долине, окруженной крутыми горами, на которых лежал кое-где снег. По горам были разбросаны небольшие можжевеловые кусты с несколькими большими деревьями. Вверх по дороге мы потревожили множество сильно одомашненных больших куропаток, которых долгое время никто не беспокоил, так как никому в Туркестане не разрешалось иметь оружие.