Евгений Матонин - Яков Блюмкин: Ошибка резидента

Однако одного из своих осведомителей немцы все же ему представили. Это был некий кинематографист Владимир Иосифович Гинч. Он-то и рассказал, что убийство графа Мирбаха готовит подпольная организация «Союз союзников», членом которой он состоит.

«После свидания с этим господином, — сделал вывод Дзержинский, — у меня больше не было сомнений, для меня факт шантажа был очевиден. Не мог только понять цели — думал, что „сбить комиссию и только“ и занять не тем, чем нужно». Тем не менее он сообщил немцам, что их осведомителей желательно арестовать, но «ответа не получил».

Дзержинскому приходилось выслушивать от немцев упреки в том, что он смотрит на возможность теракта, угрожавшего послу, «сквозь пальцы». Это его возмущало и обижало. Сам глава ВЧК утверждал, что он лично «опасался покушений на жизнь гр. Мирбаха со стороны монархических контрреволюционеров, желающих добиться реставрации путем военной силы германского милитаризма, а также со стороны контрреволюционеров — савинковцев и агентов англо-французских банкиров». Но, как видим, «железный Феликс» сильно ошибался. Если, конечно, верить тому, что он рассказывал.

Для того чтобы попытаться найти ответы на вопросы, которые тревожили Дзержинского, можно было, вероятно, подключить отделение Блюмкина, которое тем и занималось, что отслеживало связи германских дипломатов. Но отделение расформировали.

О том, что такой шаг был связан с поведением Блюмкина, Дзержинский и Лацис говорили уже после того, как он совершил покушение на Мирбаха. Но не исключено, что они просто стремились как можно дальше дистанцироваться от своего бывшего сотрудника, замешанного в таком скандальном деле. Однако факт остается фактом — в начале июля 1918 года блюмкинское отделение собирались распускать. Косвенным подтверждением этого является то, что после покушения на Мирбаха в портфеле Блюмкина, забытом в посольстве, обнаружили папку с надписью: «Бумаги по ликвидации Отделения». Соответствующих бумаг в ней, правда, не было, а находилась лишь копия секретного документа о роли германского и австрийского Генштабов в отношении России.

Но все же: почему отделение Блюмкина решили распустить?

Точного ответа на этот вопрос нет. Как уже говорилось, протоколы заседаний президиума ВЧК за этот период в архивах почему-то отсутствуют. Можно только предполагать.

Версия первая. Руководители ЧК (а возможно, и более высокопоставленные руководители) были недовольны слишком активной работой отделения Блюмкина против германского посольства. И в ответ на жалобы немцев приняли демонстративные меры. До поры до времени представителей Германии решили не злить. Тем более что германские дипломаты говорили Дзержинскому: возможно, те, кто готовит покушение на Мирбаха, имеют связи в ВЧК (в этом они оказались правы).

История с Мандельштамом произошла как нельзя кстати и стала хорошим поводом для устранения не в меру ретивого Блюмкина.

Версия вторая основана на предположении, что заговор против германского посла готовился заранее и что вся работа Блюмкина по проникновению в посольство была направлена на его подготовку. Дзержинский якобы знал о заговоре, а может быть, даже участвовал в нем. Сторонники этой версии исходят из того, что председатель ВЧК примыкал к «левым коммунистам» и сначала был резко настроен против Брестского мира. Распустив отделение Блюмкина, он таким образом уводил из-под ответственности себя самого и свое могущественное ведомство. Знали ли об этом в Кремле? Или Дзержинский мог поступить так только по согласованию с Лениным, Троцким и другими руководителями государства? Вопросы, как говорится, открытые.

Наконец, еще одно предположение: немцы жаловались на слежку, и Блюмкина решили демонстративно «принести в жертву», чтобы их успокоить. При этом расформирование его отделения было чистой воды формальностью, а сам он продолжал заниматься тем, чем занимался раньше. Во всяком случае, от дел его не отстранили и не уволили из ВЧК. 1 июля Блюмкин, например, представлял ВЧК на заседании Комиссии по организации разведки и контрразведки при Народном комиссариате по военным делам.

Сам Блюмкин позже рассказывал, что 6 июля он лично взял у Лациса дело Роберта Мирбаха, которое послужило ему поводом для встречи с послом Вильгельмом фон Мирбахом. Вряд ли Блюмкину так просто выдали секретное дело, если бы он действительно был отстранен от дел. Тем более что дело хранилось в сейфе у большевика Лациса, а не у левого эсера Александровича, благодаря которому Блюмкин оформил все необходимые мандаты ЧК для предъявления германскому послу.

В Москве Блюмкин иногда заходил в гости к своему знакомому — журналисту Давиду Азовскому. Жил тот на Сивцевом Вражке, на пятом этаже. Азовский обратил внимание на странность в поведении гостя — он часто садился на подоконник и долго смотрел из окна куда-то вдаль. Только потом, после убийства Мирбаха, когда фамилия Блюмкина на все лады склонялась в советских газетах, Азовский понял, почему он так любил сидеть на подоконнике. Оказывается, из его квартиры хорошо просматривалась территория германского посольства.

ШЕСТОЕ ИЮЛЯ

«Вели себя, как заправские деревенские горлопаны…» Съезд

Четвертого июля 1918 года в Москве должен был открыться V Всероссийский съезд Советов. К этому времени разногласия между большевиками и левыми эсерами обострились до предела. На съезде сторонники Марии Спиридоновой собирались дать «ленинцам» решительный бой и даже рассчитывали на успех. 2 июля костромская газета левых эсеров «Пламя борьбы» писала, что победа их партии на съезде станет «величайшей победой революционного русского народа».

С 3 по 6 июля газета «Знамя Труда», центральный орган партии левых эсеров, была заполнена лозунгами: «Долой Брестскую петлю, удушающую русскую революцию!», «Да здравствует беспощадная борьба трудящихся с акулами международного империализма!», «На помощь восставшим против своих угнетателей крестьянам и рабочим Украины!», «Да здравствует международная социалистическая рабочая и крестьянская революция!».

Четвертого июля съезд начал свою работу в Большом театре. Присутствовали 1164 делегата, в том числе 733 большевика и 353 левых эсера. В отделанном бархатом и золотом зале сидели люди в косоворотках, сапогах, кожаных куртках, военной и матросской форме. В воздухе плавали густые клубы дыма — запрещать курение тогда еще никому не приходило в голову. Правую сторону зала занимали большевики, левую — левые эсеры. На сцене восседал президиум во главе со Свердловым. Роберт Брюс Локкарт, наблюдавший за открытием съезда из дипломатической ложи, вспоминал: