Венди Холден - Дети лагерей смерти. Рожденные выжить
В ужасе умолкнув, Приска и Тибор разглядывали сюрреалистичную картину окружающего мира: забор с колючей проволокой под напряжением, смотровые башни с пулеметами, рыскающие прожекторы. Со всех сторон на них глядела злоба и жестокость, то и дело слышался свист кнута и рык команд: «Вылезайте! Бросайте чемоданы! Быстро!»
Старые и молодые, одинаково беззащитные, выбирались из вагонов и выстраивались рядами. Не успевших обрести почву под ногами людей отделяли друг от друга, багаж был разбросан в грязных лужах. Некоторые женщины впадали в истерику, когда их вырывали из объятий близких, и каждая пыталась защитить своего ребенка от рук врага.
Приску оторвали от Тибора так резко, что она почти упала, но ее успела подхватить Эдита. Девушка кричала и лихорадочно пыталась отыскать мужа, но его уже было не видно в обступившей толпе. Продираясь через людей, она столкнулась лицом к лицу с офицером СС, имя которого узнает несколько позже – доктор Менгеле. Пока же для нее он был очередным эсэсовцем с непроницаемым лицом и холодными глазами.
Расплывшись в своей, казалось, прилипшей к бледному лицу улыбке, Менгеле спросил: «Что случилось, красавица?»
Выпрямившись и подняв подбородок, Приска дерзко бросила: «Да ничего особенного».
«Ну-ка покажи зубы», – приказал Менгеле.
На секунду девушка замешкалась, но все же открыла рот.
«На работы!» – резко выкрикнул он.
Чьи-то грубые руки толкнули ее к правой линии. Она ощутила, что тонет в бесконечном океане страдания, где нельзя остановиться и на секунду взглянуть назад. Тибор исчез в озверевшей толпе людей, растянувшейся на сотни метров, Эдита потерялась из виду.
Активно орудуя дубинками и прикрикивая «Шевелись!», надсмотрщики выстроили женщин в колонны по пять человек и погнали по коридору из колючей проволоки, по обеим сторонам которого были выкопаны рвы. Добравшись до кирпичного здания на окраине лагеря, женщины втиснулись в небольшую комнату, где им приказали раздеться для «дезинфекции».
Остолбеневшие женщины, не обнажавшиеся даже перед собственными мужьями, начали колебаться. Если кто-то раздевался слишком медленно или пытался как-то прикрыть наготу, их избивали до тех пор, пока девушки не подчинялись. Всю изъятую одежду, украшения, часы и деньги сваливали в одну кучу, чтобы потом рассортировать на складе «Канада» в самом центре Аушвица, названном так по ассоциации со страной, богатой разнообразными ресурсами. На складе под постоянным надзором работала группа из тысячи женщин, KanadaKommando, которые должны были перебирать кучу личных вещей в три этажа высотой.
Их задачей было отобрать теплую качественную одежду, чтобы позже ее отмыли, продезинфицировали и отправили в рейх. В складках, швах и подкладках они искали зашитое золото, банкноты, драгоценные камни и украшения. Во время этого обыска они часто находили фотографии с семейных празднеств и снимки своих близких, которые нужно было сложить в стопку для дальнейшего сожжения (некоторые фото, однако, девушкам удалось спрятать у себя и спасти).
Когда новоприбывшие были раздеты, их снова построили и направили в комнату, где уже натренированные пальцы проверили каждое отверстие в их телах на предмет спрятанных ценных вещей. Находились люди, которые в страхе все потерять просили своих дантистов спрятать драгоценности в коронках. Некоторые прятали драгоценности во влагалищах. Почти все удалось найти и изъять. После проверки женщин повели на стрижку, как овец, где в ожидании уже шумели электробритвы.
Женщины повесили головы и со слезами на глазах наблюдали, как их локоны, некогда бережно уложенные и завитые, собирали в пакеты. Волосы были их коронами, неотъемлемой частью женственности, а когда пальцы касались лысого черепа, оставалось чувство беззащитности и отчаяния. В следующей комнате их ставили на подмостки, где сбривали оставшуюся растительность с подмышек и лобков, но из-за спешки далеко не все сбривали полностью.
Подобные меры предпринимались, чтобы сразу же определить людей в заключенных и из-за риска распространения вшей. Этот процесс дегуманизации тупым лезвием был одним из самых шокирующих зрелищ в жизни словацких женщин, оказавшихся в нацистской западне. Девушки были лишены одежды, волос, личности и достоинства, и страдали от зудящих порезов на голове с клоками недостриженных волос. Друзья и родственники жались друг к другу, стискивали в объятиях, потому что стоило только отпустить человека от себя, он сливался с остальными, «потерявшими человеческий облик».
Людей становилось слишком много, и их погнали на площадку под открытым небом на первое построение и проверку Менгеле, главного врача женского лагеря в Биркенау. От холода и скользящего по лысой голове ветра у всех перехватило дыхание. Их выстроили в колонну по пять для дальнейшего осмотра. Женщины не могли смотреть друг другу в глаза, каждая чувствовала себя растоптанной. Они увязали в холодной грязи, а окружающий мир говорил, что прежнюю жизнь уже ничто не вернет.
Где сейчас их родные и близкие, утонувшие в ночи? Что стало с их некогда беззаботной жизнью? Приска была на грани помешательства. Вокруг нее тряслось множество таких же несчастных, угодивших в безумие и ужас Аушвица, дьявольский запах которого навсегда пропитал их легкие.
По мере продвижения Менгеле по рядам девушка заметила, как он выбирает из рядов людей с очевидными шрамами и травмами. Иногда казалось, что он выбирает кого-то, просто потому что не понравилось лицо. Услышав его вопросы, обращенные к стоящим впереди, Приска уже знала, что ее спросят о беременности. Она старалась держаться как можно более прямо и дерзко, хотя в глубине души была как никогда напугана и унижена.
Внезапно он остановился рядом с ней, улыбаясь и так близко, что она чувствовала запах его крема после бритья.
Она подняла голову. Совершенно неуместно красивый в своей униформе, Менгеле осмотрел ее с ног до головы, и, казалось, был впечатлен ее здоровым видом, по сравнению с сотнями тощих женщин вокруг, от которых остались лишь кожа да кости.
Уже тогда Приска понимала, что ему нельзя доверять. В лагерь их с Тибором везли, как животных. Им не давали ни еды, ни воды, кричали на них, били. Вырвав из заботливых рук мужа, ее лишили всякого достоинства и окружили презрением. Если Гитлер действительно собирался освободить Европу от евреев, то нерожденного еврейского ребенка уж точно не пожалеют.
Пока Менгеле изучал ее неморгающими глазами, оставалось лишь мгновение, чтобы решиться. Как только он задал свой вопрос, Приска подняла глаза.
«Нет», – уверенно ответила она, не желая показывать, что знает язык, которым он и его когорта так кичатся. Ее сердце бешено стучало о ребра. Она сознавала, что если позже ее ложь раскроется – а она обязательно раскроется, если она останется в заключении, – то последствия будут очень суровыми. После короткой паузы доктор со степенью по антропологии и претензиями на то, чтобы стать великим ученым, равнодушно прошел к следующей девушке в ряду.
