Уинстон Черчилль - Вторая мировая война
Повсюду шли разговоры о том, что меня нужно ввести в правительство в качестве морского министра. Но как только были объявлены цифры, характеризовавшие масштабы победы Болдуина, последний, не теряя ни минуты, заявил через центральный совет[7], что не было ни малейшего намерения включать меня в состав правительства. Этим путем он в какой-то мере оплатил свой долг пацифистской депутации, которую принимал за несколько дней до выборов. В печати было немало насмешек по поводу того, что меня не включили в состав правительства.
Министр иностранных дел сэр Сэмюэль Хор проездом через Париж в Швейцарию, куда он направился на вполне заслуженный зимний отдых, беседовал с Лавалем, тогда еще французским министром иностранных дел. Результатом этих переговоров явился пакт Хора – Лаваля от 9 декабря. Стоит несколько остановиться на обстоятельствах, предшествовавших этому примечательному событию.
Мысль о том, что Англия возглавляет Лигу Наций в ее борьбе против фашистского вторжения Муссолини в Абиссинию, вызвала в стране небывалый подъем. Но как только выборы прошли и министры увидели, что они располагают большинством, которое даст им возможность в течение пяти лет руководить государством, пришлось столкнуться с некоторыми неприятными последствиями. Причиной их были заявления Болдуина: «Войны не должно быть» и «Не должно быть широкого перевооружения». Этот замечательный лидер партии, одержав на выборах победу под лозунгом руководства миром против агрессии, был глубоко убежден, что мы должны сохранить мир любой ценой. Англия твердо заявила, что ни при каких обстоятельствах не станет воевать из-за Абиссинии. О этот честный Болдуин! Полная победа на выборах; прочное консервативное большинство еще на пять лет; всемерное проявление праведного возмущения, но только не война, только не воевать! Ввиду этого французы твердо решили, что они не должны позволить втянуть себя в постоянную вражду с Италией только из-за той острой неприязни, которая неожиданно вспыхнула в Англии против Муссолини. Французы особенно укрепились в своем решении, вспомнив, как Англия отступила перед вызовом, брошенным ее флоту на Средиземном море Италией, и учитывая, что в случае, если бы Германия вторглась в пределы Франции, мы смогли бы послать ей на помощь в начальный период войны всего лишь две дивизии. Нетрудно понять позицию Лаваля в этот момент.
Наступил декабрь, и возник ряд новых обстоятельств. Муссолини, испытывая большие затруднения в результате применения санкций и оказавшись перед лицом весьма серьезной угрозы со стороны «пятидесяти наций, предводительствуемых одной», был готов, как ходили слухи, пойти на компромисс в вопросе об Абиссинии. Хотя применение отравляющих веществ против туземного населения Эфиопии могло быть успешным, оно, конечно, не возвеличило бы Италию. Абиссинцы терпели поражение. Говорили, что они не собирались пойти на большие уступки и отдать значительную часть своей территории. Нельзя ли было заключить мир, который дал бы Италии то, что она агрессивно требовала, и оставил бы Абиссинии четыре пятых ее империи?
Но в Англии время от времени возникают боевые настроения. Реже, чем какая-либо другая страна в мире, она проявляет готовность бороться за какое-то дело или за какую-то идею, ибо в глубине души убеждена, что не сможет извлечь из конфликта никаких материальных выгод. Болдуин и его министры, оказывая в Женеве сопротивление Муссолини, вызвали большой подъем в Англии. Они зашли настолько далеко, что могли спасти себя в глазах истории, лишь пойдя на все. Если они не собирались подкрепить свои слова и жесты действиями, то, быть может, лучше было, подобно Соединенным Штатам, вообще держаться в стороне, дать событиям развиваться своим чередом и посмотреть, к чему это приведет. Это был возможный план. Но они приняли иной. Они воззвали к миллионам, и невооруженные, остававшиеся до сих пор равнодушными миллионы ответили громкими возгласами, заглушившими все другие крики: «Да, мы выступим против зла, и выступим теперь же. Дайте нам оружие».
Новый состав палаты общин оказался энергичным. Это качество было весьма нужно палате, учитывая то, что ей предстояло в ближайшее десятилетие. Поэтому, еще не остыв от возбуждения, вызванного выборами, палата была страшно потрясена, услышав весть о компромиссе по поводу Абиссинии, заключенном сэром Сэмюэлем Хором и Лавалем.
9 декабря кабинет одобрил план Хора – Лаваля[8] о разделе Абиссинии между Италией и императором. 13 декабря Лиге Наций был представлен полный текст предложений Хора – Лаваля, что привело к отставке сэра Сэмюэля Хора. Иден был вызван премьер-министром на Даунинг-стрит, 10[9], чтобы обсудить положение, создавшееся в связи с отставкой сэра Сэмюэля Хора. 22 декабря Иден стал министром иностранных дел.
* * *Крах сопротивления Абиссинии и аннексия Италией всей страны произвели большое впечатление на германское общественное мнение. Даже те элементы, которые не одобряли политику или действия Муссолини, восхищались тем, как быстро, удачно и безжалостно, казалось, была проведена эта кампания. По общему мнению, Великобритания оказалась в результате основательно ослабленной. Она заслужила вечную ненависть Италии, а утрата ею престижа в мире находилась в приятном контрасте с ростом силы и репутации новой Германии.
«Я поражен, – писал один из наших представителей в Баварии, – с каким презрением говорят во многих кругах об Англии… Следует опасаться, что сочтут необходимым для Германии проявить более твердую позицию при переговорах об урегулировании дел в Западной Европе и более общем урегулировании европейских и неевропейских проблем».
Статья в «Мюнхнер цайтунг» (16 мая 1936 г.) содержит некоторые места, проливающие свет в этом отношении:
«Англичане любят жить в хороших условиях по сравнению с нашими германскими условиями. Это, конечно, вовсе не означает, что они неспособны на длительные усилия, но они избегают их насколько возможно, если при этом не страдает их личная безопасность или безопасность их страны. Они имеют также в своем распоряжении средства и ресурсы, которые позволяли им, в отличие от нас, на протяжении примерно столетия более или менее автоматически увеличивать свой капитал… после войны, во время которой англичане, действуя вначале несколько нерешительно, проявили затем, бесспорно, поразительную энергию. Британские хозяева мира считали, что они заслужили наконец небольшой отдых. Они разоружились по всем линиям – в гражданских областях даже больше, чем на суше и море. Они примирились с отказом от принципа двойного превосходства (на море) по сравнению с любой другой державой и согласились на паритет с Америкой…
