Владислав Корякин - Отто Шмидт
Если бы не материалистическое восприятие происходящего, Отто Юльевич должен был бы вспомнить и арктического микроба, и арктическую лихорадку, подхватив которую люди остаются верны своему выбору на всю жизнь. Возможностей заняться иной деятельностью у Визе или Самойловича было достаточно, а вот поди же — не хотят уходить из высоких широт… Как и Ушаков с Урванцевым, а также многие другие — их полно среди моряков в экипаже, включая самого капитана Воронина… Определенно с ними можно горы своротить! Но в сложившейся обстановке без партийного решения сверху — ни шагу…
Все отчетливее перед мысленным взором Шмидта вырисовывались четыре периода в открытии и освоении Северного морского пути в совокупности достижений и неудач. За ними — логикой истории и экономики — должен был последовать пятый.
Первый — поморский с незначительным участием иностранных моряков.
Второй — грандиозная Великая Северная экспедиция.
Третий последовал столетие спустя — по инициативе сибирских купцов, нанявших на службу России талантливого моряка из Англии Уиггинса, а также не менее талантливого ученого шведа Норденшельда, и при бездействии собственной Академии и Географического общества.
Четвертый связан был со встречными усилиями Русанова и Вилькицкого, пытавшихся решить проблему Северного морского пути с противоположных направлений. На этом фоне деятельность Комсеверпути — лишь эпизод, интересный и показательный, опытом которого не следует пренебрегать.
Очевидно, на повестку дня становится пятый этап, с достойнейшей задачей — сомкнуть последние усилия в пространстве и времени, одолев трассу в одну навигацию. Пусть это будет чисто технический этап. Ему со времени суждено стать экономическим. Задача — под стать эпохе, смело заявившей: «Нам нет преград на море и на суше, нам не страшны ни льды, ни облака»…
Знание логики партийных и государственных верхов, подсказывало Шмидту, что начинать надо с крупного проекта, способного заинтересовать власть предержащих на самом высоком уровне. Однако он понимал: прежде, чем выходить на «верхи», нужно сформулировать новую идею, способную поразить высшее руководство страны. Перед Шмидтом все отчетливей обозначилось новое грандиозное поле для приложения сил, не имевшее ничего общего ни с его предшествующей деятельностью на самых ответственных постах, ни со спортивными приключениями в горах. Не выходила из головы мысль, подсказанная словами из работы Русанова: «Что касается правительственной поддержки, то она могла бы ближайшим образом выразиться не в бесполезном субсидировании существующих частных пароходных компаний, а в подготовке почвы будущего рационально организованного мореплавания… Особенности морского пути требуют специальной сложной организации…» (1945, с. 91)». Именно с этого следовало начать в сложившихся условиях. Требовался достойный повод. И каким он будет — Шмидт уже догадывался, тем более штат будущих исполнителей, готовых действовать под девизом «Никто, кроме нас!», уже был у него перед его глазами.
Глава 6
Поход «Сибирякова». Осуществление вековой мечты
У синего моря, у соленого у Архангельского города,
У корабельного пристанища…
Из поморского фольклора.И слова строятся в полный рост: «С якоря в восемь, курс — ост»…
Н. ТихоновСпустя четыре века настала пора осуществить то, к чему призывал просвещенную Европу посланник Ивана III при папском дворе Дмитрий Герасимов, хотя и с поправками на реалии жестокого XX века.
Этому предшествовал ряд решений в советских верхах.
11 ноября 1931 года было принято совершенно секретное постановление ЦК ВКП(б) с кратким названием «О Колыме», где высшее партийное руководство сочло необходимым «… для форсирования золотодобычи в верховьях Колымы образовать специальный трест с непосредственным подчинением ЦК ВКП(б)», позднее под названием Дальстрой переданный в НКВД. 25 января 1932 года СНК принял постановление «Об освоении северо-восточных водных путей СССР». Наркомводу поручалось обеспечить доставку рабочей силы и необходимого оборудования на Колыму арктическими морями — для обеспечения золотодобычи в бассейне Колымы. С этой целью формировалась специальная Особая Северо-Восточная экспедиция во главе с Н. И. Евгеновым и его с заместителем А. П. Бочеком, известным дальневосточным капитаном. Сам нарком Н. М. Янсон, рассказывая ему о целях и задачах предстоящей операции, подчеркнул ее значимость следующим образом: «За экспедицией будет следить не только Наркомат и Дальстрой, это вы должны знать…» — не решаясь произнести имени главного надзирающего. Впрочем, оба великолепно поняли, о ком шла речь…
Судьба Евгенова, окончившего Морской корпус и получившего полярный опыт еще в экспедиции Вилькицкого, в советское время типична для представителя русской интеллигенции (включая военную) после Октября. Это очень точно подметил его начальник по Комсеверпути М. И. Шевелев: «Вилькицкий эмигрировал, а Евгенов волею судеб попал к Колчаку. Евгенов не был активным белогвардейцем, а с Колчаком у него были личные связи… Его даже арестовали в одном вагоне с Колчаком… Колчак был расстрелян, такая же участь угрожала и Евгенову… Но о нем доложили в Москву как о крупном ученом самому Ленину, и вышел приказ Евгенова помиловать. После этого он верой и правдой служил родине. Он был настоящий русский патриот, настоящий ученый, интеллигент. Был одним из первых начальников морской части Карской экспедиции» (1999, с. 57), возглавляя ее пять раз. Написал первую «Лоцию Карского моря и Новой Земли», за которую позднее был удостоен ученой степени доктора наук и звания профессора. Так что его назначение на должность начальника Особой Северо-Восточной экспедиции не было случайностью.
На западе Арктики складывалась иная ситуация. После бурного обсуждения плаваний 1929–1930 годов в Арктическом институте один из участников этих дискуссий вспоминал: «Не могу забыть горячих споров, которые происходили вокруг различных арктических вопросов и проблем, так же как не могу забыть разгоряченного спорами, возбужденного Владимира Юльевича, который с исключительной убедительностью говорил: «Дайте нам такую экспедицию, и мы докажем, что мы, вооруженные современными знаниями, мощной современной техникой, страстностью в исканиях, настойчивостью и непоколебимой верой в благороднейшее дело, сможем пройти из океана в океан, и так пройти, как никто до нас еще не ходил» (Лактионов, 1946, с. 15).
Но Визе, даже реально обладая, помимо современных знаний, только «страстностью в исканиях, настойчивостью и непоколебимой верой в благороднейшее дело», мог решить лишь часть проблем. Шмидту предстояло решить главное — добиться правительственного постановления на создание экспедиции, о которой мечтал его талантливейший прогнозист. Потребовалось правительственное постановление о проведении 2-го Международного Полярного года (МПГ), опубликованное в начале января 1932-го. Согласно этому постановлению в Советской Арктике в 1932–1933 годах по программе 2-го МПГ должна были участвовать 31 полярная станция. Для этого дополнительно надо было построить еще двенадцать, в том числе на острове Рудольфа (Земля Франца-Иосифа), в Русской Гавани (Новая Земля), на мысе Челюскина (Таймыр), в бухте Тикси (в дельте Лены) и две на Чукотке — мыс Северный и в стойбище Уэлен.
Не случайно сам Шмидт связал планы ВАИ на лето 1932 года в первую очередь с выполнением программы 2-го МПГ. Предполагалось ее расширить за счет специальных морских рейсов со своей научной программой в основном гидрологической направленности: «В плане деятельности всех стран по Международному Полярному году работа Советского Союза занимает исключительно большое место, так как единственно Советский Союз не затронут мировым кризисом, который сильно затруднил капиталистическим странам выполнение первоначально намеченной программы работ… В августе этого 1932 года мы подойдем на ледоколах «Сибиряков» и «Русанов» к Северной Земле и сменим героических зимовщиков, оставив новую партию для продолжения работ. В этом же году мы построим новую станцию на мысе Челюскина… Надеемся в этом году завершить этот этап нашей работы прохождением на ледоколе «Сибиряков» из Архангельска во Владивосток… Мы сделаем попытку пройти без зимовки и этим доказать, что Северный морской путь имеет не только научное, но непосредственно хозяйственное значение. Разумеется, в нашем плавании на «Сибирякове»… мы опираемся на новейшую технику и на развитую сеть метеорологических станций… На «Сибирякове» будет самолет для ледовых разведок и научно-географических наблюдений. По дороге мы рассчитываем посетить устье Лены, где пополним запасы угля и сдадим работающей там нашей партии аэросани, при помощи которых зимой и весной будет обследована дельта Лены. Достижение Лены с запада имеет огромное значение для Якутии, так как открывается возможность регулярного сообщения Якутии с Европейской частью СССР и дает выход огромным естественным богатствам этой громадной республики… Заместителем начальника в части научной работы едет Владимир Юльевич Визе; затем участвуют два гидролога, два биолога, геодезист, инженер-подрывник для исследования наилучших методов взрыва ледяных препятствий и т. д. Особо интересно отметить участие в экспедиции женщины — магнитолога Ирины Леонидовны Русиновой, единственной женщины среди 70 мужчин, человека очень опытного, имеющего стаж трех зимовок на Новой Земле. Большое значение мы придаем также фиксации результатов экспедиции и борьбы с трудностями в печати и кино. Кроме двух корреспондентов газет, в экспедиции участвуют писатель Сергей Семенов, ленинградский художник Кантарович и киногруппа во главе с режиссером В. А. Шнейдеровым» (1960, с. 86–89). 15 февраля 1932 года правительство отпустило на проведение этого экспериментального рейса «Сибирякова» миллион рублей. По решению директивных органов штурм будущей трассы Северного морского пути в навигацию 1932 года проводился совершенно разными организациями — ВАИ и Дальстроем — одновременно с двух противоположных направлений навстречу друг другу… Для историка это повод сравнить их результативность, а также методы и роль руководства. По предполагаемым трудностям в глазах руководства страны оба предприятия выглядели несравнимыми, поскольку рейсы на Колыму регулярно проводились с 1911 года хотя бы одним судном (за исключением 1918 и 1920–1922 годов). При этом, правда, четверть всех рейсов сопровождалась зимовками…