Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона

Главный редактор «Газет де Льеж» господин Демарто определил расторопного и сообразительного паренька в отдел происшествий. Так совершилось в корне изменившее всю жизнь Сименона посвящение вчерашнего школьника в журналисты.

В семнадцать лет он гонял по городу на большом американском моноцикле, который «Газет де Льеж» получила в обмен за рекламу. Сименон упросил Главного дать ему новомоднейшее средство передвижения на временное пользование и разъезжал по узким улочкам в адском грохоте и зловонном дыму бензинных выхлопов. Моноцикл в Льеже, привыкшем к лошадиной тяге, — невероятная экзотика. Его бояться, от него шарахаются, а сорвиголова в больших очках и кожаном шлеме лишь посмеивается, распугивая прохожих: то ли еще будет!

Когда моноцикл отобрали, Жорж приобрел себе велосипед.

2

Раннее утро — столь любимый Сименоном час просыпающегося города. В лавках раскладывают товар, выносят на мокрый тротуар ящики с яркой влажной зеленью, горами овощей и фруктов. Стягиваются к рынку телеги с тюками, мешками, корзинами, клетками, садками. Волны ароматов, крики петухов, блеянье овец, перепалки торговок…

— Что б тебя! — замахнулся кнутом на промелькнувшего велосипедиста деревенский богатырь с усищами. Вытащил из усов липкую черешневую косточку. — Ну, погоди, сукин сын, попадешься мне! — крикнул он вслед умчавшемуся оболтусу. Но тот уже скрылся в переулке, энергично крутя педали длинными масластыми ногами с задравшимися чуть не до колен короткими брючинами. Велосипед новенький, купленный на собственный заработок, ноги сильные, а в кудрявой золотистой голове море планов — только успевай вертеться.

Начинать рабочий день следовало с управления полиции. Живенько нарыть материал для еженедельного рапорта: свежие сообщения о преступлениях, принятые меры по борьбе с преступностью и прочую криминальную дребедень. Потом заскочить на заседание муниципального совета и, наконец, побывать в залах Дворца правосудия. Сим — так его звали коллеги — поочередно заглядывал на заседания судов всех типов — от полицейских до уголовных с участием присяжных.

Зарабатывал, конечно, маловато, но все же мог позволить себе копеечную роскошь — останавливался у тележки с фруктами, покупал фунт черешни, совал в карман и ел на ходу, ловко стреляя косточки, словно пульками духового ружья.

— В кого Бог пошлет! — из губ Сима с неприличным звуком вылетела очередная косточка. Попала в берет дамы, сидевшей на маленьком табурете перед легким мольбертом. Целая группа мазил устроилась прямо на брусчатке набережной, зарисовывая дома на противоположной стороне реки, уже освещенные косым утренним солнцем.

— Мсье! А вы шалун, — поднялся один из художников — прыщавый и длинноволосый. — Извольте извиниться перед мадмуазель.

Он воспользовался тем, что велосипедист, обстреляв дамский берет, не дал деру, а, осадив своего «коня», рассматривал прикрепленные на мольбертах рисунки. У всех получалось по–разному, хотя рисовали–то они одно и тоже. Обиженная девушка даже не повернулась к нему, сосредоточившись на рисунке. Коричневый бесформенный блин на голове, коричневое платье мешком — вовсе не из кокеток, но возможно, хорошенькая. А хорошеньких девчонок Сим не пропускал с тринадцати лет. Все сначала, вроде, паиньки, паиньки, а отказов он почти не получал. Правда, длинновязый паренек охотно общался с девушками, работавшими в специальном квартале. С ними он дружил и весело проводил время — с вином и радостями ненасытной юной плоти. Когда, само собой, заводились деньжата.

— Ты, велосипедист хренов, извинись перед дамой! — настаивал прыщавый «рыцарь».

— Прошу прощенья, мадмуазель! Я не нарочно нарушил покой вашей достопочтенной шляпы. Я метил в луну.

Она повернула к нему голову, из светлых глаз, глубоко сидящих в темных глазницах, брызнуло презренье:

— Вы мешаете людям работать, мсье–болтун.

— Это еще не известно, кто из нас больше работает. — Сим приуныл — лицо девушки никак нельзя было назвать смазливым. — А вы, господин художник, надеюсь, не рассчитываете продать свой рисунок? Даже болтуну видно, что правый дом у вас завалился набок. Меня зовут Жорж Сименон — репортер отдела происшествий «Газет де Льеж». — Он примирительно протянул руку.

— Мишель, — представился прыщавый «рыцарь», ответив на рукопожатье. — Получается у нас пока не ахти, ты прав. Но мы учимся — студенты Академии художеств. А Регина у нас, кстати, лучшая ученица. Причем, на отделении обнаженной натуры. Городские пейзажи не ее конек.

— Ко всему прочему Регина Роншон, самая выдающаяся острословка, — заметил другой парень. — Что молчишь, Реги? Молчит — вот так штука! За ней это не водится. Меня зовут Питер. Вечерами мы собираемся в кафе у Академии. Заходи, расскажешь про ажанов и всякие там убийства. Уголовный репортер — это круто!

Позже, когда Сим стал своим человеком в кружке молодых художников, он убедился в правоте Питера. Единственная девушка в мужской компании, Регина была ее центром — отличалась язвительными репликами, беззлобной иронией, обширными познаниями в области искусства и, несомненно — не девичьим умом. Таких он еще не встречал. Сим стал носить широкополую черную шляпу, черный галстук–бант и отпустил длинные волосы — волнистые и густые. Похоже, преображение удалось: он покорил сердце Регины Роншон.

Она была довольно высокой, неизменно носила бесформенное коричневое пальто и башмаки без каблуков. На шоколадных, гладко зачесанных на прямой пробор волосах, сидел неизменный берет. Никаких кружев и финтиклюшек. В лице — суровость полисмена, а в больших ясных глазах под широкими темными бровями — искорки насмешливого ума. Ходила она размашистым шагом, не оглядываясь по сторонам, устремив перед собой строгий взгляд, словно идущий в строю новобранец. В общем — жуть, что такое. Типаж, совершенно чуждый вкусу Жоржа, предпочитавшего девушек простых, пухленьких и женственных. Непременно хохотушек, кокеток и секси.

Но стало как–то получаться само собой, что концу занятий Сим оказывался возле Академии и, выдернув Коричневый берет из компании, провожал девицу домой по самому длинному маршруту. Плутая по узким темным улочкам, они всласть обсуждали события в сфере искусств, Регина со знанием дела совершала экскурсы в историю, и то Рафаэль, то Джотто, то сам Леонардо да Винчи становились участниками этих прогулок.

— Регина это значит — Королева. Как–то уж слишком. Я прямо немею. Давай лучше так: — я буду звать тебя Тижи. Мило и стильно. — Предложил Жорж, окатывая недотрогу таким взглядом, от которого, он знал это, таяли женские сердца.