Всеволод Иванов - Алтайские сказки

Удивился Кутай:

— Зачем же молился так долго?

Опять упал ниц Аянгул:

— Еще слово хочу сказать тебе, могучий Кутай.

— Говори.

— Молился я еще, Кутай, за людей, за их грехи, за их беззакония тяжкие.

Покачал головой Кутай:

— Напрасно молился, Аянгул. Мало у людей грехов, да если и делают какие по незнанию, по неразумию своему. Поживи ты с ними, тяжело им жить. И ты согрешишь. А грехи их я все давно простил. Ступай к людям, Аянгул, холодно на горе Тау.

Рассердился Аянгул. Плюнул:

— Сколько лет молился, борода в землю врасла, ноги мхом покрылись, — и все напрасно. Не Кутай ты, а злой дух Ону! Уходи!..

Тогда поднял Кутай Аянгула над землей. Сказал:

— Смотри!

И увидал Аянгул то, что говорил ему Кутай.

Заплакал.

Сказал:

— Велик грех мой — не поверил Кутаю. Прости.

Сказал старый и хитрый бог-Кутай:

— Прощаю. Иди к людям и скажи: Кутай верит вам. Когда-нибудь упадет скорлупа и можно будет увидеть чистый и вкусный плод.

VIII

КОГДА РАСЦВЕТАЕТ СОСНА

Летел над Черными горами дух Ону-злой дух. Конь у него сизый, седло из серого камня, а подпруга из желтой кожи.

Ладно.

Видит дым густой над тайгой стоит. Гарью пахнет.

Старая ведьма Кучича обед себе варит.

Ону говорит:

— Жарко, поди, Кучича? Почто небо коптишь, нет разве тебе зеленой пищи?

Кучича длинным языком нос облизывает. Отвечает:

— Говорят люди про добро. Не знаю я — что за добро такое. Вот поймала праведного человека, изжарю, съем. Может, тогда пойму.

Любопытно Ону — как человека есть будут.

— Может, мне поесть дашь? — спрашивает.

Ладно.

В ту-пору расцветала сосна. Пахучая, добрая, смолой обливаясь, шепчет:

— Ишь, что боги делают. Разве можно людей есть? Не надо.

— Молчи! — затопал ногами Ону, закричал, бородой затрес: — Богам будешь указывать?

Сосна ветками зашелестила:

— Я разве указываю? Боги — они умные, их учить нельзя.

И пахнула цветистым духом.

Вот и варят человека, дров не жалеют.

— Скоро готов будет!

Подскочил от нетерпения на коне Ону:

— Поедим! Люблю я мясо.

— Мясо — хорошая пища, — согласилась Кучича и брюхо погладила.

Зашумела сосна:

— И-ишь… и-ишь…

Дальше шум ее пошел. По вершинам, дальше. По горам, по горам, к самому старому богу-Кутаю.

— И-ишь… и-ишь… боги человека варят… и-ишь…

Услышал старый бог Кутай, спрашивает:

— Что там делается?

Говорит сосна:

— Праздник у меня, а бог-Ону да Кучича на моих ветках человека варят.

— Тоже придумают, — сказал Кутай, бешмет на плечи надернул, полетел к Черным горам.

Говорит Кутай:

— Чего вы?

Бог-Ону ногу в стремя вставил (напугался!). Говорит:

— Это Кучича. Я тут за порядком смотрю. Она это.

Осердился старый бог-Кутай, плеткой на Ону замахнулся:

— Я тебя!

Бог Ону зубы оскалил, отпрыгнул:

— Ты не больно-то!..

— Убирайся! — сказал Кутай и плетью Ону ударил.

В смрадном дыме скрылся Ону.

Схватил Кутай Кучичу за шею, в болото швырнул. Круги пошли. Утонула.

— На! Злая!

Говорит Кутай:

— Надумают, ведь. Добро захотели узнать? Я человека-то сам сотворил и то не могу понять, откуда у его добро-то появилось. Да-а…

Пошел отдыхать Кутай — всем богам бог — на свой трон, на облаке в тени березы с золотыми листьями.

Вот поэтому-то, когда расцветает сосна — из болот зловонные пузыри выходят — Кучича сердится.

Да вихри над тайгой проносятся — черные, злые вихри — дух Ону сердится.

Это когда расцветает сосна, пахучая, добрая, смолой обливаясь.