Василий Трушкин - Лирика и эпос Константина Седых

Вслушайтесь, наконец, как мягко и раздумчиво поет у него молодая казачка, потерявшая своего суженого, с какой щемящей грустью изливает она свое чувство:

В золотом половодьеВесеннего дняОн в Аргуни купалВороного коня,За водою пришлаЯ на берег крутойПо зеленой травеЧерез луг заливной.И уздою звеня,И звеня чепраком,Он плеснул на меняИз реки серебром.Клокотал ветерокПо кустам тальникаГолубые над намиТекли облака...Он потом ускакал,Помахав чепраком,Я осталась однаНа яру на крутом.Больше не было слов,Больше не было встреч:Уложила егоПод Богдатью картечь.Долго плакала яО лихом казакеУ Аргуни седойНа косом челноке.Все ждала, что придетИ полночью глухойПостучится в окноОсторожной рукой.Партизаны пришли.Только он не пришел.Над могилой егоТлеет трурный шелк.

Седых-поэт подготовил Седых-прозаика. Любовь к точному, поэтически свежему слову, яркость и живописность красок, выразительность художественного образа, колоритная и емкая деталь, глубокая эмоциональная насыщенность и покоряющий лиризм — все это пришло в его зрелую прозу из юношески непосредственных и задушевных стихов.

Роману «Даурия», любимому своему детищу, писатель отдал весь жар души и сердца. Работа над ним продолжалась пятнадцать лет. Воспоминания детства, бесчисленные встречи с участниками гражданской войны, горы книг и архивных материалов по истории революционного движения, каторги и ссылки — вот та атмосфера, в которой вызревал замысел художника. «В 1934 году у меня возникла мысль,— рассказывает писатель, — написать роман, посвященный событиям гражданской войны в Забайкалье. Два года я собирал материал для этого романа, беседовал с участниками гражданской войны, изучал историю забайкальского казачества, историю революционной борьбы в Сибири и на Дальнем Востоке, а также историю нерчинской каторги».

Опираясь на опыт советской литературы, создавшей немало правдивых и ярких книг о гражданской войне, наследуя традиции таких первоклассных мастеров художественного слова, как М. Шолохов, автор «Даурии» сумел сохранить свое индивидуальное творческое лицо, остаться глубоко оригинальным и своеобразным художником. Его роман превратился в красочную художественную летопись трудового казачества Забайкалья на протяжении нескольких десятилетий, насыщенных грозовыми событиями всемирно-исторического значения. Автор строит свое повествование так, что судьба его героев, история их частной жизни перерастает в историю народа на крутых поворотах революционной эпохи.

Эпический охват событий, мастерство жанровых сцен, выписанные уверенной рукою опытного мастера, полнозвучные картины природы, емкие, художественно и психологически точно вылепленные характеры сделали «Даурию» одним из любимых произведений советской литературы, популярным не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.

В неторопливо-обстоятельном повествовании перед читателями «Даурии» развертываются сочно выписанные картины жизни в казачьем поселке Мунгаловский. Жизнь течет в нем размеренно и ровно, словно спокойная река на равнине. Нравы, быт, привычки, обычаи — все это давно отстоялось, вошло в устойчивые берега, подчинено писаным и неписаным законам. Люди живут, точно сообразуясь с календарем природы. Весна и осень, зима и лето сменяют друг друга, а с ними меняются и хозяйственные заботы мунгаловцев — пахота и уборка урожая, сенокосы и зимние масленичные игры. Плавный поток жизни вызывает и замедленность повествования о ней, обстоятельность и неторопливость рассказа ц первых частях эпопеи. Автор любовно выписывает сцены облавы на волков, молодежные игрища у какой-нибудь церковной ограды, где девушки, повязанные цветными гарусными платками, лихо отплясывают под гармонику кадриль, а чубатые парни, сидя на бревнах, щелкают каленые кедровые орехи. Столько же обстоятельно живописует художник обряды сватовства и свадебного пира, взятие снежного городка и катание парней и девок на санях в масленицу, ночевки в поле и поселковые сходки. В втой здоровой трудовой жизни, в постоянном общении с природой много от истинной поэзии, полнозвучной радости бытия. Ощущение щедро разлитой вокруг жизни с ее пьянящими запахами земли и трав вплоть до горьковатого привкуса полыни сразу захватывает вас с первых же страниц романа. Перед вами во всей жизненной непосредственности проходят десятки людских судеб, разыгрываются человеческие драмы, подспудно и открыто бушуют страсти, сталкиваются характеры. И тут же нещадно палит жаркое забайкальское солнце, звенят ручьи, и лентой вьется в тени нависщих над нею черемуховых кустов и верб речушка Драгоценка. Летом над поселком проносятся ливни и грозы, зимой лютует пятидесятиградусный сибирский мороз. Как будто все идет своим, раз навсегда заведенным ходом.

Но зоркий взгляд художника на этой внешне спокойной глади потока начинает различать воронки и водовороты, скрытые подводные течения. Богач Платон Волокитин безнаказанно распахивает залежь бедняка Никулы Лопатина. Когда же Семен Забережный, такой же бедняк, как Никула, в отместку решил запахать залежь купца Чепалова, ему, георгиевскому кавалеру, за самоуправство пришлось неделю отсидеть в «клоповнике» — станичной каталажке. Кулак Иннокентий Кустов обманывает бедняка Алексея Соколова, и тот не может найти на него никакой управы, пока не додумывается спалить усадьбу Кустовых. Так, за внешним спокойствием чувствуется нарастание еще скрытого от поверхностного взгляда глухого брожения в казачьем поселке. Это брожение, постепенно усиливаясь, вскоре приведет к взрыву, к открытому размежеванию классовых сил, едва лишь грянет революция.

Поставив в центре повествования жизнь трех поколений семьи Улыбиных, автор создал широкое полотно из жизни казачества Забайкалья. История улыбинской семьи по-своему в неповторимых человеческих характерах отразила, как отражается в капле воды солнце, судьбу всего трудового народа в революции. Все они — и родоначальник улыбинского рода Андрей Григорьевич, и его сыновья Северьян и Василий Андреевич, и, наконец, внук Роман разными, порой мучительными путями шли к постижению той большой правды, которую несла народу партия Ленина. Василий, сын Андрея Григорьевича, уважаемого человека и первого георгиевского кавалера в поселке, попадает на каторгу за связь с «политикой». В Мунгаловском богачи стали травить Улыбиных, как каторжников. И это обстоятельство впервые, может быть, заставило и старика Улыбина, и рассудительного Северьяна задуматься над такими вещами, о существовании которых они раньше, возможно, и не подозревали. И все-таки сложность и запутанность политической обстановки в годы гражданской войны была такова, что брат коммуниста и отец командира партизанского отряда Северьян становится дружинником в отряде Каргина и только в момент своей гибели от рук семеновских карателей он осознает всю нелепость и трагизм своих блужданий.