Анатолий Санжаровский - Галопом по этажам жизни (автобиография)

Он горячо верил, что двойка не самая высокая планка знаний у любого ученика.

Есть человеку в какую сторону расти. К тройке. К четверке. Наконец, к пятёрке. А чтоб не отбить у человека охоту к росту, не надо его сейчас топтать двойками. Надо дать человеку возможность осмотреться, поверить в себя. Не выучив географию, ребята срывались с урока. Лучше пусть будет в журнале «н/б» (не был), чем верная двойка.

Здесь же убегать не надо.

Приходи на русский, на литературу. Никто тебе двойку не поставит. Приходи и спокойно сиди слушай. Только не мешай другим.

И дети постепенно втягивались, втягивались, и водоворот любви совсем затягивал маленького человечка в свои недра. Приходила минута, когда бывший неудачник подымал руку. Хочу отвечать!

Сперва я больше всего любил математику. А под влиянием Сергея Даниловича переметнулся в его «веру». Мне почему-то было совестно идти к нему на урок, если я чего-то толком не знал.

Русский и литература стали главными в моей жизни.

Уже в восьмом классе я стал писать в газеты.

Как бы в прощание с математикой я решил какую-то математическую головоломку, что была в тбилисской газете «Молодой сталинец», и отправил ответ в редакцию.

Недели через три подхожу у себя на пятом районе к кучке парней. И шофёр Иван Шаблицкий, с кем я любил кататься на его грузовой машине, в плату за что я помогал ему грузить ящики с чаем и разгружать машину уже глухой ночью на чайной фабрике, – этот Иван вертит газету и, не заметив меня, читает всем:

– «Первыми правильные ответы прислали…» – и называет мою фамилию. – Братва, да этот чингисханёнок ещё поломится в писарьки! Вот увидите!

Этот человек подсказал мне мою судьбу.

Дома я внимательно стал изучать газету и вижу, что в газете очень много мелких заметок. И говорю я себе уважительно и ясно:

«Неужели я такой дурак, что не смогу написать в газету пять строк?»

Я оказался «дураком» вдвойне. Да ещё внасыпочку!

В газете моя первая заметка разлилась на одиннадцать строк!

Кто бы мог подумать, что, начав с этих одиннадцати газетных строк, я добегу до одиннадцати томов своих московских сочинений?

Но…

В то далёкое лето я работал хорошо на чаю, и мама купила мне велосипед. Я стал на велосипеде ездить за восемь километров в девятый класс в городке Махарадзе (сейчас Озургети).

Мама, как и отец, была неграмотная. Но всё-таки одна подняла трёх сыновей.

Отец, Никифор Андреевич, какой ни будь «кулак», а Родину защищал честно. Стрелок сто двадцать четвёртой стрелковой бригады. Рядовой.

Был ранен в бою. Умер в госпитале от истощения.

Похоронен в Сочи.

В братской могиле.

Осталась от отца одна золотая строчка с его Именем на Стене Памяти.

Это в Сочи.

Зато на Родине, в Новой Криуше, я не нашёл Имени отца на памятной доске.

После средней школы я кочегарил на маслозаводе, лепил в промкомбинате шлакоблоки. Было это в поселке Каменка, к югу от Воронежа. На родной сторонушке.

А дальше – редакции, редакции, редакции.

Газеты и журналы сжевали около двух десятков моих лет. Из них три года я работал редактором в центральном аппарате Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Сейчас ИТАР-ТАСС.

Подпирать меня рублём было некому и я заочно кончил факультет журналистики Ростовского-на-Дону университета.

Опубликовал около тысячи материалов.

Это фельетоны, очерки, рассказы, статьи, репортажи, заметки…

Дед, отец, мама (все посмертно) и я реабилитированы.

В настоящее время являюсь членом Московской Ассоциации жертв незаконных репрессий.

«Оглушены трудом и водкойВ коммунистической стране,Мы остаёмся за решёткойНа той и этой стороне».

Первый рассказ мой «Песня солнечных спиц» был опубликован в газете «Известия» (Москва) первого января 1978 года.

Первую свою повесть «Оренбургский платок» я послал Виктору Астафьеву.

Пакет от Мастера неделю держал в столе.

Под ключом.

Боялся вскрывать.

«Повесть хорошая… Прочитал я её с большим удовольствием, многое было для меня ново и внове. Дай Вам Бог и далее удачи».

Этот отзыв классика русской литературы, написанный в понедельник 27 августа 1979 года, решил мою судьбу.

Я бросил газетно-журнальную беготню. Стал писать только прозу.

В 1985 году «Молодая гвардия» издала мою книгу повестей «От чистого сердца».

И судьбу этой книги решал известный критик из «Литературной газеты», в будущем главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин. Он писал внутреннюю рецензию. Нашёл мою рукопись «дельной и самобытной», рекомендовал издать.

Мне дорога двадцать седьмая книжка в серии «Библиотека „Огонёк“ за 1990 год.

Та книжка – мои переводы с украинского сатирика Василя Чечвянского, старшего родного брата Остапа Вишни. В далёкие тридцатые к Чечвянскому дважды приезжали Ильф и Петров с предложением переводить их на украинский. «Увы, работе не суждено было осуществиться: через несколько месяцев украинского писателя арестовали и расстреляли как врага народа».

Репрессированный сам за четыре года до рождения, а после, через 62 года, реабилитированный, сперва я перевёл непроходного Василя Михайловича для себя. А отпустя четверть века всё-таки издал свои переводы Чечвянского в «Библиотеке „Огонька“. Спасибо, поддержал Виталий Коротич, в то время был главным редактором „Огонька“.

Приятно сознавать, что я выхватил из небытия репрессированного и лишь посмертно реабилитированного Василя Михайловича Чечвянского, этого украинского Зощенко, и первым подал его русскому читателю.

Не со школьной ли поры я собирал пословицы, поговорки, присловья о природе. Получилась целая книжка народной мудрости «Природы краса». Четыре года она печаталась в каждом номере журнала «Юный натуралист» (1973, 1974, 1975, 1978), в ежегоднике «Лес и человек» (1974, 1975), в газете «Лесная промышленность» (1977) и в других изданиях.

В советское время мою прозу репрессированного не издавали. При Советах я смог напечатать лишь тоненькую книжку художественной прозы «От чистого сердца» да ещё тоньше книжицу переводов. Я вынужден был долгие годы работать в стол. Ведь шестьдесят два года меня душило клеймо врага народа, и только в 1996 году я был полностью реабилитирован.

И началась другая Жизнь!

Вскоре я начал издавать в Москве собрание своих сочинений. Первоначально намечалось выпустить собрание в десяти томах. Но десяти оказалось мало. Уже вышли одиннадцать. Наполовину уже готов двенадцатый том. В него вошли мои переводы с украинского, белорусского, польского и немецкого.

Из своих произведений я бы выделил две трилогии: «Мёртвым друзья не нужны» (о раскулаченной крестьянской семье) и «Высокие дни» (о первых трудных шагах России к новой демократической жизни); романы: «Кукуня, или Гриша и сбоку мы» (о сыне; роман в трёх книгах), «Стакан распятой земли, или Репрессированный ещё до зачатия», «Русиния» (первоначальное название «Верховина, или Путь из-за океана»), «Сибирская роза» «Пятьсот кругов над красной пропастью» (1990–1992: Россия на переломе, программа «500 дней»)…