Михаил Калашник - Испытание огнем

Тем, кто не воевал, в особенности людям молодым, знающим о войне лишь по книгам и воспоминаниям старших, вероятно, не так просто понять, что значил в ту пору для войск Красной Армии приказ № 227 Наркома обороны. Поэтому я кратко напомню военно-стратегическую обстановку, которая сложилась к концу лета сорок второго года на южном направлении.

Враг бешено рвался вперед. Под напором превосходящих сил гитлеровской военной машины наши войска отступали, все дальше отходили на восток. Некоторые части и подразделения далеко не всегда оказывали достаточно упорное сопротивление пехоте и танкам противника. Были случаи, когда отдельные командиры без приказа отводили подразделения и части, не использовали возможностей для контратак, для навязывания противнику боев в невыгодных для него условиях.

В начале июля немецко-фашистские войска вышли к Дону, завязали бои в районе Воронежа. К середине июля они полностью заняли Крым. Чуть позже гитлеровцы на широком фронте прорвали нашу оборону между Доном и Северским Донцом, захватили Ростов, форсировали Дон. Их танковые и моторизованные войска вышли в Задонские и Сальские степи.

Обстановка требовала решительных мер. Необходимо было во что бы то ни стало задержать, остановить дальнейшее продвижение врага.

И вот тогда, в конце июля 1942 года, в войска поступил приказ, суровый и грозный, как сама война. В нем со всей откровенностью раскрывалась исключительная серьезность положения и делался категорический вывод: "Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину... Пора кончить отступление... Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности... Ни шагу назад без приказа высшего командования!"[1].

Приказ обязывал командиров и политработников всех степеней настойчиво вести борьбу за дальнейшее укрепление политико-морального состояния войск, за воспитание личного состава соединений и частей в духе строжайшего соблюдения дисциплины и упорства в обороне. Родина, Коммунистическая партия этим приказом напоминали воинам об их ответственности за судьбы страны.

В разъяснении приказа Наркома участвовали все командиры. Они выступали на служебных совещаниях, партийных и комсомольских собраниях, проводили беседы с бойцами, произносили горячие, мобилизующие речи на митингах перед боями. Основная же тяжесть ответственности за доведение требований приказа до каждого защитника Родины лежала на партийно-политическом аппарате войск.

Практические задачи, которые ставились в приказе, - остановить наступление врага, стоять насмерть, до последней возможности защищать и отстаивать каждую пядь советской земли - были осуществлены не сразу. Отход наших войск в направлении Сталинграда и на Северном Кавказе все еще продолжался. Однако приказ, несомненно, сыграл огромную роль в укреплении боевого духа войск, в усилении их стойкости, в повышении ответственности бойцов и командиров за судьбы Родины.

...Изрядно потрепанный "виллис" осторожно пробирался сквозь поток грузовиков и повозок, заполнявший изрытое воронками узкое шоссе. Над головой кружили "рамы" - вражеские разведывательные самолеты. Прилетали они со стороны занятого гитлеровцами Таманского полуострова. Вслед за ними появлялись "хейнкели" и "юнкерсы", с дьявольской методичностью сбрасывали бомбы на скопления машин и подвод, на временные прифронтовые госпитали, на походные кухни, на огневые позиции нашей дальнобойной артиллерии.

Линия фронта, зыбкая и не очень надежная ввиду малочисленности наших оборонявшихся войск, пролегала совсем недалеко - в лучшем случае в трех-четырех десятках километров от морского побережья, а у Новороссийска она подходила к самому берегу.

Жора Хачатуров ловко объезжал многочисленные воронки и колдобины, временами резко тормозил. Свернуть в сторону, чтобы обогнать неторопливо двигавшиеся грузовики, часто не было возможности: слева - море, справа горы.

В штаб армии я рассчитывал попасть часам к двум дня. Но при объезде очередной воронки в машине что-то заскрежетало. Хачатуров виновато пожал плечами:

- Кажется, засели надолго, товарищ полковой комиссар.

Вскоре возле нашего "виллиса" остановилась полуторка. Хачатуров, переговорив с ее водителем, доложил:

- Машина идет в штаб армии. Как раз вам по пути, товарищ полковой комиссар.

Я пересел в кабину грузовика. Пожилой усатый шофер, не сказав ни слова, включил скорость. Несколько километров проехали молча. Усач не обращал внимания ни на обстрел, ни на бомбежку. Только неподалеку от Архипо-Осиповки, увидев целую стаю немецких самолетов, он подвел машину к стене кирпичного здания, заглушил мотор и сказал:

- Чуть переждем, товарищ полковой комиссар. Отбомбятся фрицы, двинемся дальше. Тут уж теперь совсем недалеко. Эту дорогу я хорошо знаю. До войны работал здесь, возил курортников. Теперь, конечно, не то что раньше, шоссе разбито, исковеркано. Но ничего, доберемся.

Четверть часа спустя мы снова тронулись. Водитель по-прежнему молчал, сосредоточенно глядел вперед, стискивая в больших рабочих руках баранку. Только у Геленджика он нарушил молчание:

- Вот тут я жил до войны. Свой дом имел, небольшой садик... Отсюда и на фронт пошел.

- А семья и теперь здесь? - поинтересовался я. - Может, заедем? Когда еще вот так придется вам попасть в родные места?..

- Семья? - горестно вздохнул боец. - Была семья, товарищ полковой комиссар, а теперь ничего не осталось.

- Как так?

- Все проклятая война. Прямое попадание бомбы в дом. Жену и младшую дочку Танюшку сразу насмерть. Сыновья - Сережке восьмой пошел, Витальке недавно исполнилось одиннадцать - где-то бегали, потому и уцелели. Поселковый Совет определил ребят в детский дом: их отвезли в Батуми. Так что заезжать некуда и не к кому.

До конца пути водитель больше не проронил ни слова.

...Политотдел вместе с отделами и службами штаба армии располагался у Кабардинки, в небольшой деревушке, лепившейся на заросшем лесом горном склоне в стороне от шоссе. Я попрощался с водителем и зашагал пешком. В одной из хат с многочисленными пристройками и сараюшками разыскал старшего батальонного комиссара Василия Николаевича Котенко - заместителя начальника политотдела армии. По его выправке нетрудно было догадаться, что в армии он не новичок.

Познакомились. Узнав, что я назначен начальником политотдела армии, Котенко коротко рассказал мне об обстановке.

В Новороссийске второй день идут уличные бои. Особенно упорно сражаются морские пехотинцы - батальоны майора А. А. Хлябича, капитана В. С. Богословского, капитан-лейтенанта А. И. Вострикова, старшего лейтенанта М. Д. Зайцева. При отражении многократных вражеских атак в течение последней недели много раз отличались бойцы 1331-го стрелкового полка, в котором военкомом старший политрук Швец. На их боевом счету за это время более тысячи уничтоженных гитлеровцев. Стойко дерутся и многие другие части. Например, 1-я морская стрелковая бригада в районе Неберджаевской отразила десятки атак численно превосходящих войск противника. За две недели боев не было случая, чтобы моряки отошли со своих позиций без приказа старших начальников. За это время бригада вывела из строя множество фашистских солдат и офицеров, уничтожила 3 вражеских танка, 7 артиллерийских и минометных батарей, 22 пулеметные точки, 24 грузовика с войсками и боеприпасами, 9 дзотов. 142-й батальон бригады во главе с командиром капитан-лейтенантом Кузьминым и комиссаром старшим политруком Родиным несколько дней дрался в окружении, сейчас снова прорвался к своим. За стойкость и мужество семьдесят краснофлотцев, командиров и политработников батальона представлены к правительственным наградам.