Михаил Калашник - Испытание огнем

Леонид Ильич прошелся по комнате.

- Вот, кажется, и все. Работать придется много. А теперь тебе пора в путь. Время не ждет. Приедешь, познакомишься с обстановкой, с людьми, обязательно позвони... И вот еще что, - добавил он, пожимая мне руку. Передай мой привет Евдокиму Мальцеву. Напомни ему, чтобы он не только сам выступал перед бойцами почаще, но и решительнее требовал от командиров более активного участия в разъяснении требований приказа двести двадцать семь. У него в этом отношении, как у члена Военного совета, прав гораздо больше, чем у тебя.

Тем, кто не воевал, в особенности людям молодым, знающим о войне лишь по книгам и воспоминаниям старших, вероятно, не так просто понять, что значил в ту пору для войск Красной Армии приказ № 227 Наркома обороны. Поэтому я кратко напомню военно-стратегическую обстановку, которая сложилась к концу лета сорок второго года на южном направлении.

Враг бешено рвался вперед. Под напором превосходящих сил гитлеровской военной машины наши войска отступали, все дальше отходили на восток. Некоторые части и подразделения далеко не всегда оказывали достаточно упорное сопротивление пехоте и танкам противника. Были случаи, когда отдельные командиры без приказа отводили подразделения и части, не использовали возможностей для контратак, для навязывания противнику боев в невыгодных для него условиях.

В начале июля немецко-фашистские войска вышли к Дону, завязали бои в районе Воронежа. К середине июля они полностью заняли Крым. Чуть позже гитлеровцы на широком фронте прорвали нашу оборону между Доном и Северским Донцом, захватили Ростов, форсировали Дон. Их танковые и моторизованные войска вышли в Задонские и Сальские степи.

Обстановка требовала решительных мер. Необходимо было во что бы то ни стало задержать, остановить дальнейшее продвижение врага.

И вот тогда, в конце июля 1942 года, в войска поступил приказ, суровый и грозный, как сама война. В нем со всей откровенностью раскрывалась исключительная серьезность положения и делался категорический вывод: "Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину... Пора кончить отступление... Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности... Ни шагу назад без приказа высшего командования!"{1}.

Приказ обязывал командиров и политработников всех степеней настойчиво вести борьбу за дальнейшее укрепление политико-морального состояния войск, за воспитание личного состава соединений и частей в духе строжайшего соблюдения дисциплины и упорства в обороне. Родина, Коммунистическая партия этим приказом напоминали воинам об их ответственности за судьбы страны.

В разъяснении приказа Наркома участвовали все командиры. Они выступали на служебных совещаниях, партийных и комсомольских собраниях, проводили беседы с бойцами, произносили горячие, мобилизующие речи на митингах перед боями. Основная же тяжесть ответственности за доведение требований приказа до каждого защитника Родины лежала на партийно-политическом аппарате войск.

Практические задачи, которые ставились в приказе, - остановить наступление врага, стоять насмерть, до последней возможности защищать и отстаивать каждую пядь советской земли - были осуществлены не сразу. Отход наших войск в направлении Сталинграда и на Северном Кавказе все еще продолжался. Однако приказ, несомненно, сыграл огромную роль в укреплении боевого духа войск, в усилении их стойкости, в повышении ответственности бойцов и командиров за судьбы Родины.

...Изрядно потрепанный "виллис" осторожно пробирался сквозь поток грузовиков и повозок, заполнявший изрытое воронками узкое шоссе. Над головой кружили "рамы" - вражеские разведывательные самолеты. Прилетали они со стороны занятого гитлеровцами Таманского полуострова. Вслед за ними появлялись "хейнкели" и "юнкерсы", с дьявольской методичностью сбрасывали бомбы на скопления машин и подвод, на временные прифронтовые госпитали, на походные кухни, на огневые позиции нашей дальнобойной артиллерии.

Линия фронта, зыбкая и не очень надежная ввиду малочисленности наших оборонявшихся войск, пролегала совсем недалеко - в лучшем случае в трех-четырех десятках километров от морского побережья, а у Новороссийска она подходила к самому берегу.

Жора Хачатуров ловко объезжал многочисленные воронки и колдобины, временами резко тормозил. Свернуть в сторону, чтобы обогнать неторопливо двигавшиеся грузовики, часто не было возможности: слева - море, справа горы.

В штаб армии я рассчитывал попасть часам к двум дня. Но при объезде очередной воронки в машине что-то заскрежетало. Хачатуров виновато пожал плечами:

- Кажется, засели надолго, товарищ полковой комиссар.

Вскоре возле нашего "виллиса" остановилась полуторка. Хачатуров, переговорив с ее водителем, доложил:

- Машина идет в штаб армии. Как раз вам по пути, товарищ полковой комиссар.

Я пересел в кабину грузовика. Пожилой усатый шофер, не сказав ни слова, включил скорость. Несколько километров проехали молча. Усач не обращал внимания ни на обстрел, ни на бомбежку. Только неподалеку от Архипо-Осиповки, увидев целую стаю немецких самолетов, он подвел машину к стене кирпичного здания, заглушил мотор и сказал:

- Чуть переждем, товарищ полковой комиссар. Отбомбятся фрицы, двинемся дальше. Тут уж теперь совсем недалеко. Эту дорогу я хорошо знаю. До войны работал здесь, возил курортников. Теперь, конечно, не то что раньше, шоссе разбито, исковеркано. Но ничего, доберемся.

Четверть часа спустя мы снова тронулись. Водитель по-прежнему молчал, сосредоточенно глядел вперед, стискивая в больших рабочих руках баранку. Только у Геленджика он нарушил молчание:

- Вот тут я жил до войны. Свой дом имел, небольшой садик... Отсюда и на фронт пошел.

- А семья и теперь здесь? - поинтересовался я. - Может, заедем? Когда еще вот так придется вам попасть в родные места?..

- Семья? - горестно вздохнул боец. - Была семья, товарищ полковой комиссар, а теперь ничего не осталось.

- Как так?

- Все проклятая война. Прямое попадание бомбы в дом. Жену и младшую дочку Танюшку сразу насмерть. Сыновья - Сережке восьмой пошел, Витальке недавно исполнилось одиннадцать - где-то бегали, потому и уцелели. Поселковый Совет определил ребят в детский дом: их отвезли в Батуми. Так что заезжать некуда и не к кому.

До конца пути водитель больше не проронил ни слова.

...Политотдел вместе с отделами и службами штаба армии располагался у Кабардинки, в небольшой деревушке, лепившейся на заросшем лесом горном склоне в стороне от шоссе. Я попрощался с водителем и зашагал пешком. В одной из хат с многочисленными пристройками и сараюшками разыскал старшего батальонного комиссара Василия Николаевича Котенко - заместителя начальника политотдела армии. По его выправке нетрудно было догадаться, что в армии он не новичок.