Матвей Гейзер - Леонид Утесов

Сегодня не только в России, но и повсюду, где живут эмигранты из нашей страны, легенды об Утёсове, чаще всего сочиненные самими рассказчиками, продолжают жить, обрастая новыми подробностями, переплетаясь с его жизнью. Да и надо ли их разделять?

…По просьбе Григория Рошаля Утёсов принял меня в здании, где тогда проходили репетиции и выступления его оркестра. Было это в саду «Эрмитаж» в середине семидесятых.

Я позвонил Леониду Осиповичу. Он долго рассказывал, как найти его дом и квартиру, переспросил, все ли я понял, а потом неожиданно сказал:

— Но мы встретимся не у меня дома, а на работе — в саду «Эрмитаж». Если вы не знаете, где он находится, то учреждение почти напротив известно всем…

Я не знал учреждения «напротив». И не подумал, что речь идет о Петровке, 38 (по иронии судьбы именно с балкона этого дома снималась сцена с катафалком из фильма «Веселые ребята»).

— И хорошо, что не знаете, — заключил Леонид Осипович. — Приезжайте в театр «Эрмитаж». Там вам подскажут, как меня найти.

Не без труда я нашел помещение, где была назначена встреча. Рядом с Утёсовым сидел человек необыкновенной внешности: полный, маленького роста, похожий на старого доброго гнома, которому состригли бороду. Леонид Осипович представил его:

— Роман Семенович Ширман — тоже из «Одеколонии»…

Помню, как удивило меня это незнакомое слово. Но вскоре я узнал, что «Одеколония» — это одесская колония в Москве, почетным вождем которой считался Утёсов, а номинальным в течение многих лет был цирковой артист Ширман. В тот день, когда я впервые увидел его, мне показалось, что я уже где-то и когда-то его видел. И конечно же был уверен, — в Одессе. Как оказалось, видел я не его, а очень похожего на него человека, но об этом позже.

В последние годы жизни Леонид Осипович искал общения с Романом Семеновичем, часто приглашал его к себе. Сохранилось немало свидетельств их дружбы. К восьмидесятилетию Утёсова Роман Ширман и Илья Фридман (саксофонист утёсовского джаза) посвятили Леониду Осиповичу Утёсову такие стихи:

Десятилетья — как минуты,За годом год, как миг один…Мы помним пароход «Анюту»И «Музыкальный магазин».Их сохранили, как наследство,Как драгоценность сберегли.Сквозь нашу юность, наше детствоМы песни Ваши пронесли…

…Леонид Осипович долго, внимательно, изучающе смотрел мне в глаза, а потом сказал:

— Так вы хотите написать книгу о Михоэлсе, да еще и в серии «Жизнь замечательных людей»? Конечно, Соломон Михайлович достоин быть в этой серии, но вы же не видели ни его самого, ни его спектаклей. Разве вы можете себе представить, какой это был актер?! Нет, молодой человек, это невозможно… Что ты скажешь, Ромочка?

— Зачем человеку, да еще такому молодому, мешать попробовать сделать хорошее дело? — вступился за меня Ширман. — Вы не совсем правы, Леонид Осипович. Вот недавно я прочел книгу Александра Дейча об актере Тальма. Вы же догадываетесь, что Дейч и Тальма знакомы не были, Франсуа Жозеф Тальма умер, мир праху его, в 1826 году, а Александр Иосифович Дейч — и его праху мир! — несколько лет назад. Нетрудно установить, что Дейч не видел ни Тальма, ни его спектаклей, а книга о нем получилась замечательная!

— Может быть, вы и правы, Рома! — согласился Утёсов. — Но о Михоэлсе рассказывать вот так сразу, так неожиданно — не сумею. Во-первых, слишком много знаю о нем и вместе с тем — ничего существенного.

И после паузы:

— Однажды, кажется, на пятидесятилетие Михоэлса, я послал ему телеграмму и завершил ее еврейским словом «мазелтов». Вы хоть знаете, что это значит? В тот вечер в ЦДРИ во время антракта все гости, встречаясь в фойе, говорили друг другу «мазелтов» — «поздравляю»… Но все это не имеет отношения к Михоэлсу… Надеюсь, когда-нибудь сам напишу книгу о Михоэлсе, если хватит сил и здоровья.

Я понял: выудить что-то по моей теме сегодня не удастся. Собрался было уйти, как вдруг Леонид Осипович спросил:

— Скажите, а вы не из Одессы? Как-то очень похожи на одессита…

Я рассказал, что в юности жил в Одессе, на Пироговской, потом в Аккермане.

— Так вы жили на Пироговской? А Валю Катаева вы никогда там не встречали? Впрочем, он уехал из Одессы задолго до вашего появления на свет. И все равно вам повезло — рядом с вашим домом был пляж Отрада. В детстве мы с ребятами бегали туда. Ланжерон немного ближе к Молдаванке, чем Отрада, но это пляж аристократов. Добираться до Отрады через валуны и узкие проходы между ними куда интереснее. Сначала мы шли по Базарной, потом по Успенской, дальше по Маразлиевской и оттуда по Адлеровскому переулку. Когда я начинаю говорить об Одессе, не могу остановиться… Вы успели понять, что такое Одесса? Это миф, это сказка, созданная одесситами. Истинные одесситы, покидая Одессу, увозят с собой сказку о ней. Думаете, Бабель свои «Одесские рассказы» взял из воздуха? Он взял их из жизни и наполнил одесским воздухом. Помните его рассказ «Ди Грассо»? Думаете, он написан только под влиянием гастролей итальянской труппы в Одессе? Конечно же Исаак запомнил их на всю жизнь, но Бабель знал другое предание, известное далеко не каждому одесситу…

— Рассказывают, что задолго до гастролей итальянского трагика Ди Грассо, — продолжал Утёсов, — в Одессе жил гениальный актер Олдридж. Это был тогда единственный негр в Одессе. Он играл роль Отелло. Городского театра еще не было, представления шли на летних площадках. Когда Олдридж-Отелло начинал душить Дездемону, одесские женщины, заподозренные мужьями в неверности, тут же, в театре, падали в обморок. Начиная со второй постановки, какой-то темноволосый мальчик ходил между рядами и предлагал женщинам валерьянку или нашатырь. Поверьте, такой находчивый мальчик мог родиться только в Одессе! Позже он стал знаменитым врачом…

В тот день мы долго беседовали с Леонидом Осиповичем. Он рассказывал одесские анекдоты и байки — в его исполнении это становилось подлинным искусством. Вот один из анекдотов, услышанный мною в тот день: «Однажды, прогуливаясь с Иосифом Прутом по бульвару Фельдмана (как только не называли этот изумительный бульвар, сейчас, кажется, его называют Приморским), мы оказались свидетелями такой истории. В полдень мы вышли из гостиницы „Одесса“ (бывшая „Лондонская“), и Иосиф обратил внимание на сидящую на скамейке пожилую женщину, о чем-то серьезно беседующую с внуком. На той же скамейке сидел человек почтенного возраста. Я сказал: „Давай замедлим шаг, сделаем вид, что смотрим на тот пароход“. В порт как раз входил большой турбодизель „Сергей Есенин“. Делая вид, что смотрим вдаль, — Прут даже приложил ладонь ко лбу, — мы уловили разговор на скамейке. Внук спрашивал: „Кем был этот Сергей Есенин?“ — „Все тебе надо знать, — раздраженно ответила бабушка, — повзрослеешь — сам прочтешь в книгах“. Сидящий рядом старик чисто по-одесски вмешался в разговор: