Ганс Геблер - Подводник с U-505

Он никогда не приносил лодке обещанного им успеха, равно как и никогда не обращался с нами с тем уважением, которого мы, старая команда, нам казалось, заслуживали. Несомненно, Жех был очень ярким человеком и мог бы великолепно проявить себя на должности штабного офицера, но ему недоставало той внутренней силы, которая так необходима командиру. Неудобно вспоминать об этом сейчас, но в то время мы не были особенно огорчены его утратой.

Похороны Жеха не завершили наших несчастий. Сразу после заката 25-го числа мы снова были атакованы врагом. Огромные бочки тринитротолуола дождем сыпались на нас. Как будто сама смерть стучалась в наш сдавленный корпус, прося разрешения войти. После часа долбежки, нам все же удалось уйти.

Около 20.00 после наступления темноты, Мейер решил предпринять рискованный скоростной переход по поверхности, чтобы выйти из опасной зоны. Через две минуты мы поднялись, но орлиные глаза вахтенных разглядели впереди по правому борту темные силуэты наших мучителей. Мейер решил сыграть с ними в рискованную игру: надеясь, что нас не заметят, попытаться улизнуть от них. Мы заскользили между волнами на полной скорости, и в течение примерно десяти минут нам казалось, маневр удастся. Однако, вероятно, вражеский радар обнаружил нас, потому что неожиданно один из этих дьяволов повернулся и на предельной скорости направился прямо на нас. Перед погружением у нас было лишь несколько секунд, чтобы снять вниз вахтенных с мостика.

- На глубину, скорее! - закричал Мейер, и мы погрузились в волны в тот самый момент, когда тот огромный корабль атаковал нас. Камнем упав на глубину 150-ти метров, мы, маневрируя, пытались уклониться от разрывов. Второй вахтенный офицер перенес капсулу из кормового торпедного отсека на нос, где находилась небольшая пусковая торпедная установка No7. Через минуту он, возбужденный, ворвался в рубку. Внешнюю дверь заело, и ему необходима была помощь. Вместе с ним мы помчались обратно в носовую часть и сумели зарядить установку. Глубинные бомбы взрывались совсем рядом, заставляя всю лодку трястись. И когда мы попытались выпустить капсулу, она не сдвинулась с места. Я схватил большой деревянный штырь и изо всех сил надавил на рычаг пускового механизма. Наконец ядро капсулы было выпущено, освободив массу своих пузырьков и металлической стружки. Услышав звук сработавшего механизма, команда издала явный вздох облегчения, достаточно уверенная, что вражеские корабли надежно сбиты с толку. Звуки ASDICа постепенно затихали вдали.

(Вообще-то, я упомянул здесь этот эпизод вовсе не для того, чтобы показать себя героем, спасшим положение. Каждый человек из нашей команды проделал множество подобных дел, которые, вместе взятые, помогли нам выжить. Я рассказал об этом только лишь по той причине что мне тогда это запомнилось).

К полуночи мы отошли на безопасное расстояние от наших охотников. Быстро посмотрев в перископ, мы всплыли на поверхность, чтобы пополнить баллоны воздухом и зарядить батареи. И будучи на поверхности, получили сообщение, предписывающее Жеху и еще четырем нашим коллегам встретить лодку снабжения на позиции Blu 2860. Штабквартира еще и не подозревала о наших изменениях в командовании. Вскоре, однако,сигнал преносимой по воздуху радиолокационной установки с нашей базы на острове Наксос заставил нас вновь уийти на глубину. Всю ночь и большую часть следующего дня мы подвергались непрекращающимся атакам бомб и глубинных зарядов, бросаемых вездесущими бомбардировщиками и их друзьями эсминцами. Среди некоторых членов команды долго существовала привычка сохранять этикетку номера глубинной бомбы, сброшенной на нас, но в этом случае даже самые добросовестные коллекционеры сбились со счета, так много взрывов нам пришлось вынести. Уверен, их было более 300.

К сожалению, непродолжительного времени нашего пребывания на поверхности было недостаточно, чтобы полностью наполнить баллоны воздухом. И, как следствие, через пять часов прибор индикации уровня кислорода показал, что мы вдыхаем смесь, опасно пересыщенную углекислотой. Шумы пропеллеров, пенившихся над нами, исключали всякую возможность подняться на поверхность. Наша лодка была оборудована приборами восстановления кислорода, но в батареях не доставало энергии для того, чтобы использовать их сколько-нибудь продолжительное время. И чтобы не задохнуться, мы вынуждены были достать личные аварийные респираторы. Затем всем, кроме дежуривших на наиболее важных постах, было приказано лечь и не двигаться, чтобы сохранить кислород. Все мы терпеть не могли одевать эту дрянь! Хомутик оборачивался вокруг ваших ноздрей, чтобы защитить нос, а затем вы всасывали воздух через шланг. Они никогда не работали как положено, и через некоторое время калийный состав внутри начинал нагреваться, как маленькая печка.

Казалось, прошла целая вечность прежде чем звуки пропеллеров отдалились от нас настолько, чтобы мы могли всплыть. Металлический щелчок верхнего люка, когда он, наконец, открылся, звучал для меня столь же прекрасно, как и звон рождественских колоколов. Дизельный воздухозаборник был включен, и наши каретки начали втягивать удивительно прохладный, укрепляющий воздух в лодку. Вы не можете себе представить, какой великолепной иногда может казаться такая простая вещь, как воздух человеку, которому несколько часов приходилось дышать с помощью этих удушающих приборов.

Наконец-то мы, избавившись от сонливости, симптома отравления углекислым газом, вновь стали собой. Мы молились, чтобы никогда больше нам не пришлось дышать через эти респираторы. Простое воспоминание о них и по сей день приводит меня в ужас.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. На поверхность мы поднимались только ночью и совсем не видели солнца. Море было спокойно, и так как шум глубинных взрывов доносился до нас издали, мы думали, что наши шансы вернуться в Лорьян увеличиваются. Наверное, мы себя обманывали, но все мы были молоды и уверены в себе. На подводной лодке надо быть оптимистом, потому что пессимисты кончают здесь так, как Жех. А кроме того, мы были полны уверенности в нашем действующем командире, оберлейтенанте Пауле Мейере. И хотя он не кончал командирских курсов, он, казалось, знал свое дело, а так же понимал, что мы знаем свое. Мы так выполняли свои рутинные обязанности, что ему ни слова не приходилось говорить. Конечно, мы докладывали ему о том, что было сделано, но он доверял нам самим делать то, что было необходимо на наш взгляд. Наш мрачнолиций инженер Раккун - совсем другое дело. Он, очевидно, все еще находился в шоковом состоянии после смерти Жеха, его ангела-хранителя. И только по прошествии времени он понял, что мы были профессиональной командой, и что наши шансы выжить увеличились с тех пор, как Мейер принял командование. И в это время он тоже начал обретать уверенность в нашем спасении. Прямо перед рассветом 30-го числа, мы послали FT-сообщение 2-й подводной флотилии и командному штабу Деница. Мы известили их о смерти Жеха и о нашем намерении вернуться на базу. Они были очень обрадованы вестями от нас, так как наша лодка была официально объявлена пропавшей. К несчастью, враг перехватил наше сообщение. Вооруженные нашими секретными кодами и великолепной службой радиосигнальной трансляции, союзники могли вычислить наше местоположение с точностью до одной морской мили в радиусе. В результате на следующее утро мы страдали от следующей тяжелой долбежки этими разрушителями. Концерт ударных инструментов, который они исполняли на нашем корпусе, продолжался 8 часов. Я лично насчитал 150 взрывов. И снова наша удачливая старушка U-505 победила превосходство сил.