Джон Нейхардт - Говорит Черный Лось

Черный Лось продолжал:

Да, я помню то время, когда отец возвратился домой со сломанной ногой, и кажется мне, будто помню и битву. Но больше всего мне запомнился страх, охвативший всех. Все это время мне не разрешали играть слишком далеко от нашего типи, а мать бывало говорила: "Если не будешь слушаться, тебя заберут васичу".

Кажется, вскоре после битвы мы перенесли лагерь с устья Пино в другое место. У меня в памяти всплывает отец, лежащий на волокуше и укрытый доверху шкурами бизона, словно ребенок. Вспоминается мать, погоняющая пони. Было очень холодно, и кругом лежал глубокий снег. Помню, сам я сидел на другой волокуше и весь был укутан в меха. Наши стремились уйти подальше от городка солдат, и хотя я точно не знаю, куда именно мы направлялись, помню, что на запад.

Зима была голодной — из-за глубокого снега преследовать дичь было почти невозможно. В довершение ко всему многие люди ослепли от яркого снега. Так мы блуждали долгое время, и несколько групп в пути потеряли друг друга. Наконец, стали лагерем где-то у ручья, и вскоре охотники возвратились домой с мясом.

По-моему, именно в ту самую зиму знахарь по имени Ползун обходил людей и лечил снежную слепоту. Он прикладывал к глазам снег, пел священную песнь, услышанную им во сне, а затем дул на затылок, и люди прозревали. Так мне рассказывали. Говорили еще, что пел он о стрекозе, ибо именно от нее получил он святую силу.

Когда наступило лето, мы стояли лагерем на реке Роузбад. Мне было уже не так страшно — васичу находились далеко, а здесь, в долине, царил мир и было много дичи. Все мальчишки в лагере от пяти-шести лет и больше играли в войну. Из разных групп они собирались вместе и сражались — метали гибкими прутиками друг в друга комья земли. Большие мальчики играли в игру под названием "Сбрось с лошади". Это была почти что настоящая война, разве только без жертв. Участники иногда могли получить серьезные увечья. Обычно собирались всадники из разных племенных групп, становились друг против друга и с громкими криками нападали. Со всего налета лошади наскакивали друг на друга, становились на дыбы, путались, ржали, кругом стояло громадное облако пыли. Наездники же старались схватить один другого и боролись до тех пор, пока одна сторона не потеряет всех своих людей; "убитым" считался тот, кто слетел с лошади.

Когда стал постарше, я тоже, бывало, играл в эту игру. Во время нее мы всегда были обнажены, подобно настоящим воинам, которые идут на тропу войны. Однажды, играя, я свалился с лошади спиной на острые грушевые ветки, и моей матери пришлось долго вытаскивать из меня колючки. Но в то время, о котором рассказываю, я был еще слишком мал, чтобы играть в войну. Помню, однако, что все время наблюдал за старшими товарищами, и думал о том, что когда все мы вырастем и станем большими, то, наверное, сможем убить всех васичу и прогнать их из нашей страны.

В месяц, когда чернеет вишня [август] народ кругом опять только и говорил, что о какой-то битве, из которой наши воины возвратились с множеством раненых. Это была битва, получившая название "Нападение на фургоны"[15]. Я опять не на шутку испугался, поскольку на сей раз наши не одержали победы, как раньше. В лагере стоял большой плач по погибшим воинам. Мой друг Огненный Гром участвовал в битве и расскажет тебе, что произошло в тот день.

Рассказывает Огненный Гром:

Все было плохо. Там широкая открытая прерия окаймлена холмами. Посередине васичу сдвинули в круг свои фургоны, так что их мулам ночью ничего не грозило. Васичу было не так много, но они укрывались за своими фургонами и вели оттуда ураганный огонь. Мы сначала подумали, что это какое-то новое колдовство той великой мощи, которой они обладают, потому что выстрелы звучали один за другим, словно рвалось одеяло. Позже я узнал, что у васичу в руках были новые ружья, которые заряжались сзади[16]. Здесь они использовали их против нас впервые. Мы повели наступление после восхода солнца. Воинов собралось очень много, и мы решили скакать прямо на фургоны и смести их. Однако пони испугались того грома, что производили ружья васичу и отказывались повиноваться наездникам. Из-за холмов за нами наблюдали женщины и каждый раз, когда прекращалась стрельба, слышались их траурные песни и причитания. В который раз мы упорно наступали, но все оказывалось безуспешно — воины падали замертво, лошади грудами валились у фургонов, другие разбредались по равнине. Тогда мы спешились, оставили коней в ущелье и стали наступать пешими. Но и это не помогло — воины падали, словно зеленая трава, скошенная степным пожаром. Наконец, мы подобрали раненых и отступили. Точно не помню, сколько было убито, но очень и очень много.

Рассказывает Стоящий Медведь:

Я на четыре года старше Черного Лося. С самого детства мы были хорошими друзьями. Помню, в ту зиму мы остановились на Паудере. Там еще росло много тополей. Пони нравилось пощипывать кору этих деревьев, для них это был хороший корм. В ту зиму большим деревом, упавшим на типи, убило мать Высокой Рубахи. Ночью бушевал ветер, и вспоминаю, как его шум не давал мне заснуть. Потом я услышал, что убило какую-то старую женщину. Это была мать Высокой Рубахи.

Черный Лось продолжает:

Тогда мне было четыре года. Если не ошибаюсь, именно следующим летом я впервые услыхал голоса. То было счастливое лето, нечего было бояться, поскольку в месяц, когда линяют пони (май), от васичу пришла весть о том, что они желают заключить мир. Дороги больше не будет, и все солдаты уйдут. Солдаты и впрямь ушли, а города их мы уничтожили. В месяц падающих листьев (ноябрь) они заключили с Красным Облаком договор, в котором говорилось, что вся эта страна будет принадлежать нам до тех пор, пока текут реки и растет трава. Трава и реки не забыли тех обещаний…

Может быть, и не тем летом меня посетили голоса, но, думается, случилось это все же тогда. Помню, произошло это еще до того, как я стал играть с луком и стрелами или ездить верхом. Однажды, играя в одиночестве, я услышал их. Мне показалось, будто кто-то зовет меня. Я подумал, что это мать, но вокруг никого не было. Так повторялось несколько раз, и всегда, сильно испуганный, я бежал домой.

Когда мне было уже лет пять, дедушка сделал мне лук и несколько стрел. Как сейчас помню — кругом молодая травка, сам я сижу верхом на лошади. И тут вдруг с запада из грозовой тучи донеслись раскаты грома. Я поспешил в лесок, стоявший вдоль ручья, чтобы укрыться. В лесу на ветке я неожиданно увидел райскую птичку. Нет, это был не сон, все произошло на самом деле. Я собрался было выстрелить в нее из того лука, что смастерил мне дедушка, но птица вдруг заговорила человеческим голосом: "Все тучи вокруг идут в одну сторону". Наверное, это означало, что все тучи взирают на меня. А птица продолжала: "Прислушайся! К тебе взывает голос!". Я взглянул на тучи и увидел, как по воздуху летят двое мужей, словно разящие стрелы. Они летели и пели священную песню, а гром в это время гремел непрерывно, словно барабан. Я спою тебе эту песню. Вот как она звучала: